карабины, которые стали проникать и на Русь. С этого момента огнестрельное оружие стало употребляться и всадниками, его активно закупали для русской конницы. Колесцовый замок был дорог, непрост в изготовлении, а поэтому часто портился, поэтому основным вооружением пешего воина оставалась фитильная пищаль. К середине XVI в. начали входить в употребление более простые кремневые замки. Кремень, зажатый в специальном устройстве, при спуске курка ударял о стальную пластину (огниво) и высекал искру. К середине XVII в. у курка появился предохранитель. С начала XVII в. ручные пищали с кремневым замком становятся основным оружием не только пешего войска, но и поместной конницы.
Широкое внедрение огнестрельного оружия изменило весь характер ведения боевых действий. Исчезает тяжелый доспех – он был не в состоянии защитить воина от пули и становился таким образом лишним. Сокращается использование луков – дальность полета пули выше, чем стрелы лука, и лучники становятся бессильны против огнестрельного оружия. Активно развивается система производств оружия: огнестрельное оружие нельзя было сделать дома, оно должно было делаться массово и на уровне современных тому времени технологий. Поэтому появляются центры оружейных производств, которые координируют и организуют выпуск огнестрельного оружия.
В XVI – первой половине XVII в. основным центром оружейного производства Русского государства была Московская оружейная палата. Она собирала в Москве лучших оружейников из разных районов страны, в палате разрабатывались новые модели оружия. Во второй половине XVII в. центром производства русского огнестрельного оружия становится Тула – тульские оружейные мастерские поставляют в государственную казну большие партии оружия. И в концу XVII в. Тульская оружейная мануфактура – это уже одно из самых совершенных и передовых производств России.
По образцу московской в других городах тоже начинают создаваться Оружейные палаты. Именно они определяют состав, уровень и численность арсенала ручного огнестрельного оружия того или иного города или региона. Эти палаты стимулируют создание оружейных мануфактур, следят за качеством производства. В результате русская оружейная техника в XVII в. вышла на уровень передовых европейских производств. Именно поэтому русская армия успешно противостояла своим противникам на поле боя.
Домашнее
(Дом и его символика)
СОВРЕМЕННОМУ ЧЕЛОВЕКУ, рассматривающему условия жизни человека Средневековья, чрезвычайно трудно (если вообще возможно) понять последнего, так как кардинально различаются представления о жизненном пространстве. Жизненное пространство средневекового человека (а затем и человека Нового времени) было гораздо обширнее (особенно у знати), но и неприхотливее. Понятие роскоши в Средневековье не знали, оно появилось в Европе довольно поздно, уже в Новое время, и роскошь не вызывала зависти, так как должна была потрясать, поражать, ослеплять и создавать ощущение праздника и радости. Роскошь, в отличие от комфорта, который ее сменил, была бесцельна и затратна, а последний практичен и экономен. Средневековый человек не знал многоэтажности (богатые палаты или хоромы были 2–3 этажа максимум) и многоквартирности – соседи жили через улицу или через забор, но не за стенкой, поэтому двор был естественным продолжением дома, домом под открытым небом, он позволял «переключать регистры», менять домашнюю атмосферу, расширять пространство. Средневековый человек проводил дома гораздо больше времени, нежели человек современный (часто дом был одновременно и рабочим местом, как, например, у ремесленника), и поэтому уделял дому, его обустройству гораздо больше внимания.
Масштаб жилого пространства в человеческой истории всегда соотносился с личностным масштабом человека. «Вы один живете в семи комнатах. – Я один живу и работаю в семи комнатах, – ответил Филипп Филиппович, – и желал бы иметь восьмую. Она мне необходима под библиотеку» (М. Булгаков. Собачье сердце). В «Обыкновенной истории» И. Гончарова дядюшка говорит свалившемуся ему на голову племяннику: «Квартира у меня, как видишь, холостая, для одного: зала, гостиная, столовая, кабинет, ещё рабочий кабинет, гардеробная да туалетная – лишней комнаты нет. Я бы стеснил тебя, а ты меня…» Ю. Шамурина, автор ярких очерков о подмосковных усадьбах, писал в 1914 году об усадьбе Суханово: «Барский дом невелик и малоинтересен», в то время как в нем было 72 комнаты…
В жилом пространстве человека Средневековья, в его обширной среде обитания естественным образом сложились понятия «свобода» и особенно «воля», которые в России всегда имели прямую связь с пространством, широтой, простором (мысли, самоощущению, характеру тоже нужно пространство): термин «воля» непереводим на иностранные языки. «Воля – это совсем не то, что свобода, – писала Н.А. Тэффи. – Свобода – liberte, законное состояние гражданина, не нарушившего закона, управляющего страной. «Свобода» переводится на все языки и всеми народами понимается. «Воля» непереводима… Свобода законна. Воля ни с чем не считается. Свобода есть гражданское состояние человека. Воля – чувство. Мы, русские, дети старой России, рождались с этим чувством воли. Крестьянские дети, дети богатых буржуазных семей и интеллигентной среды, независимо от жизни и воспитания, понимали и чувствовали призыв воли». По Толстому и Тургеневу, по их описаниям природы, человека, событий, по анфиладному строю романов и повестей, по тому, как точно все расставлено по местам, видно, что они работали, писали в усадьбах, больших, просторных домах, где каждая комната на своём месте, где спят в спальне, отдыхают в гостиной, едят в столовой, работают в кабинете, читают в библиотеке. Свобода дома соединялась с волей усадебных парков, окрестных пейзажей, полей до горизонта, запахом увядающей травы и полевых цветов.
Уют и простор большого дома, планировка, разнообразнейшее убранство комнат, широта и простор усадебного парка, были необходимы для формирования, поддержания и утверждения изысканного, красивого стиля жизни, мировоззренческой полноты, масштаба личности. И литература русского Средневековья, и литература Нового времени – это литература, впитавшая пространство. И напротив, на советской литературе 1920—1930-х годов лежит печать коммуналки, а на литературе второй половины ХХ в. – хрущевской панельки. Литература и творчество того времени тесны, жёлчны, сатиричны (ирония – лучшая защита от соседей), порой безысходны, все направлены к прорыву за пределы, к поиску лучшего за дверью квартиры или подъезда.
Именно поэтому мы сегодня видим наглядно, как расходятся жизненное и личное пространство у тех, у кого появилась возможность жить в огромных квартирах или обширных домах. Человек, выросший в одной – трех комнатах, в любом дворце будет жить в этих самых одной – трех комнатах. Его сознание, личность не в состоянии расшириться, разрастись до тех масштабов, когда собой можно занять хотя бы восемь – десять комнат, ибо это разрастание формируется только опытом поколений, а не просмотром глянцевых журналов. Роскошное убранство, планировка, многофункциональность помещений были необходимы для поддержания и утверждения изысканного и красивого стиля жизни (люди, жившие во дворцах и усадьбах, в большинстве своем не ходили на службу, так что могли наслаждаться интерьерами и парками).
Современные крохотные квартиры (особенно студии в 20–30 м, не разделенные на функциональные помещения) – это голое, безыскусное, максимально упрощённое существование человека, которому надо не больше всех. В этом