или, наоборот, обнажение тела человека в соответствии с идеями общества о священных одеждах, красоте и статусе присутствуют в любом человеческом обществе. Тёрнер описывает и обсуждает вопрос о том, как наружность становится символической сценой, на которой разыгрывается процесс социализации. Он отмечает, что украшение тела, будь то роспись тела или одежда, головной убор или косметика, становится тем языком, на котором говорит социализация. Далее Тёрнер утверждает, что культура — это не просто средство, с помощью которого выражаются определенные идентичности (социальный статус, мнения, наши желания и убеждения). Тёрнер описывает, что у каяпо есть сложный свод правил о том, что может считаться «одеждой» или украшением для тела, без использования одежды как таковой. Украшения для тела, описанные выше (пластины для губ, роспись и т. д.) — это и есть то, что люди на Западе в своем обществе называют одеждой. Ниже приведены примеры нескольких значимых элементов для каяпо, превращающих биологическое тело в социальное.
Чистоплотность
Все представители каяпо моются хотя бы раз в день. Быть грязным — это антисоциально и даже опасно для того, кто не моется. Здоровьем считается состояние полного и тщательного погружения в социальный мир.
Волосы
Избавление от волос на лице и теле, в том числе от бровей и ресниц, превращает кожу из простой физической части тела в некий социальный фильтр. Длина волос говорит о физическом участии человека в репродуктивных процессах вместе с другими людьми. Ношение длинных и коротких волос связано с представлениями каяпо о природе семейных отношений. У разных групп каяпо есть свои отличительные прически, выступающие в качестве культурных символов конкретной группы.
Отдельным категориям людей в обществе каяпо разрешается носить длинные волосы. К ним относятся женщины, родившие детей, а также взрослые мужчины, прошедшие обряд инициации и получившие котеки. Стрижка волос на голове представляет собой четкий социальный код, из которого следует, на каком этапе развития находится индивид. Короткие волосы должны носить дети и подростки обоих полов. Короткие волосы у ребенка символизируют его биологическое отделение от родителей.
Роспись тела как «социальная оболочка»
Тела представителей каяпо всех возрастов и полов раскрашиваются согласно определенному своду правил, регламентирующих цвета, дизайн и стиль. Рисунки на теле свидетельствуют об этапах и способах социализации природных сил тела, символизируя силу мышц и энергию, сексуальность и фертильность. В росписи используются два цвета — красный и черный — и каждый из них символизирует разные вещи. Второе значение слова «черный» в языке каяпо — «мертвый», этот цвет ассоциируется с табу и естественными состояниями, несовместимыми с нормальным социальным существованием. Красный ассоциируется с жизнеспособностью и энергией. Нанесение этих двух красок на разные части тела крайне важно в контексте того социального значения, которое каяпо придают украшению тела.
Пирсинг ушей, затычки для ушей, пластины для губ
Аналогично тому, как окрашивание волос и роспись тела представляют собой некие коды, выражающие целую систему представлений о взаимоотношении между индивидом и обществом, пирсинг ушей, а также ушные и губные вкладыши тоже сочетают в себе совокупность сложных значений. Акцент здесь делается на социализации и самовыражении. Каяпо проводят различие между пассивным и активным способами получения информации. Самым важным аспектом пассивного понимания является способность «слышать» язык. Способность слышать и понимать речь связана с наличием дырки в ухе, поэтому мочки ушей детям прокалывают еще на стадии младенчества. Пластина для губы, которую чаще носят старшие мужчины, тоже символична. Младенцам мужского пола прокалывают губы вскоре после рождения и вкладывают в нижнюю губу нитку бус. Вкладыш для губы, а затем и пластина — это физическое выражение убедительности и власти оратора. Они также олицетворяют социальное превосходство старших мужчин. Говоря вкратце, способность говорить и «слышать» (или понимать и соответствовать) — это дополняющие друг друга и взаимозависимые функции, составляющие политическую и социальную жизнь каяпо. Именно с помощью украшений тело становится микрокосмом политической структуры каяпо.
Для каяпо различные этапы и типы телесных украшений, описанные выше, символизируют цикл жизни человека. Цикл жизни биологически связан с другими людьми путем социальной формы и выражения. Телесные украшения представляют собой систему категорий и значений. Тёрнер подводит итог, признавая, что украшение тела, которое считается символическим средством, не уникально для культуры каяпо. Напротив, в каждом обществе есть ряд подобных средств и «языков», с помощью которых можно выразить взаимоотношения между индивидом и социальными образованиями.
Остановитесь и подумайте
Как роспись тела в культуре каяпо используется для классификации статуса, возраста и пола?
Каково значение волос, ушей, росписи лица и пластин для губ в культуре каяпо?
Сальса в городе
(Jonathan Skinner)
Джонатан Скиннер — социальный антрополог, интересующийся тем, как люди проводят свой досуг. Он изучал туризм и его влияние на острове Монтсеррат в Карибском море (Skinner, 2004). Относительно недавно он стал заниматься сравнением социальных танцевальных сообществ в Белфасте (Северная Ирландия) и в Сакраменто (Калифорния) (Skinner, 2013). Здесь он показывает часть своего исследования на тему того, почему люди танцуют и что им дают определенные движения тела.
«Я начал танцевать относительно поздно, когда мне уже было за двадцать. Сначала я занимался джайвом, а затем перешел на сальсу. Я от нее кайфовал. Я действительно отдыхал после рабочего дня, и у меня появилась возможность разными способами дисциплинировать мое тело (прямо по Фуко!). С помощью мышечной памяти я выучил, как двигаться в структурированном парном танце, как держать осанку и быть натянутым, словно струна, как привыкнуть к ощущению танца, как прикосновения и проприоцептивный баланс ощущается кожей через прикосновение — вот в чем воплощается интуитивная природа этой крайне интимной полевой работы. Я стал зависимым от чувства полета и отсутствия застенчивости, которое получал в танце и в итоге начал путешествовать по Соединенному Королевству, а иногда и за границу, чтобы получить очередную танцевальную „дозу“. Я видел, что мое тело училось двигаться определенным способом в определенное время дня и в определенной обстановке — на танцполе. Это было место, где антропологические концепции, казалось, сходились воедино во время моего досуга. Танец стал для меня катарсическим занятием, выпускным клапаном, как будто выполняющим для меня какую-то важную функцию соединения ритуального и ритмического. Танец был социально одобряемым занятием, эстетической и неутилитарной системой движения. Он дал мне чувство причастности к группе во все более изолированном обществе; я в прямом и переносном смысле обрел равновесие. Это было пограничное время и пространство между днем и ночью. Из раза в раз я приходил на этот четко расчерченный пружинящий танцпол, выбрав подходящую по случаю одежду — цветную,
