Одновременно произошло резкое падение значения крупных среднеазиатских городов, где главным образом использовался иранский язык, таких как Самарканд, Бухара, Мерв и Герат. Фактически изменение главного торгового маршрута отрезало ираноязычное население от участия в торговле и ещё больше снизило его влияние на экономические и политические процессы в Азии. Главным языком мировой торговли на определённый момент стал тюркский. На исторической арене появляется тюркоязычное городское население, которое по своему происхождению, а также материальной и духовной культуре было тесно связано с древним ираноязычным населением региона, но представляло собой совершенно новое явление. Возможно, именно изменение маршрута главного торгового пути Средневековья, осуществлённое по конъюнктурным политическим соображениям, привело к окончательному переходу гегемонии в регионе большой Средней Азии от иранских языков к тюркским. При сохранении культурного наследства иранских народов.

В любом случае перенесение большей части маршрута Великого Шёлкового пути на территорию улуса Джучи — чрезвычайно масштабное событие для своего времени. Важно также, что оно наверняка резко увеличило доходы Джучидов и обеспечило бурное развитие городов в степной зоне вдоль линии его прохождения. В первую очередь это касалось столицы государства Сарая в Нижнем Поволжье, который стал крупнейшим центром транзитной торговли. Через него шли не только товары с востока на запад и обратно, Джучиды поддерживали также и другие направления. В частности, хан Менгу-Тимур «выдал ярлык князю Ярославу Ярославичу на открытие пути из Риги в Золотую Орду»[610].

Таким образом, улус Джучи стал одним из самых сильных среди прочих монгольских государств. При этом Джучидам не пришлось адаптироваться к образу жизни и культуре какой-нибудь одной развитой оседлой цивилизации с давними государственными традициями, как это было в Китае или Иране. Они находились в центре обширной степи и со своей монгольской традицией управления доминировали над всеми находящимися на его периферии оседлыми территориями. В то же время налаживать основы государственного устройства им помогали мусульмане — выходцы из Средней Азии. Однако в отличие от ситуации в Иране, где местные мусульманские традиции имели большой политический потенциал, например, можно вспомнить движение сарбадаров (см. главы «Улус Хулагу» и «Улус Чагатая»), в улусе Джучи среднеазиатские мусульмане были пришлым населением и политически полностью от него зависели.

Если для Хубилая степная Монголия, несмотря на свой предыдущий имперский статус, была периферией, а центр его государства был в Китае, то у Джучидов, напротив, центр располагался в Степи, а зависимые оседлые территории находились на её окраинах. Кроме того, ни одна из зависимых от Джучидов оседлых периферийных территорий, на которых ранее находились государственные образования аланов, булгар, русских или хорезмийцев, по своему статусу и экономическому потенциалу не могла сравниться с Китаем, который исторически доминировал над близлежащей к нему Степью.

Со своей стороны, Джучиды, контролируя степные пространства от Иртыша на востоке до Днестра и Дуная — на западе и располагая огромными людскими ресурсами из числа кочевников для комплектования армии монгольского типа. Они заведомо обладали военным преимуществом над любой оседлой территорией, располагавшейся на окраинах их владений. Немаловажно также и то, что все указанные оседлые владения имели разные культурные традиции, придерживались различных религиозных верований и имели сравнительно невысокий уровень государственной организации. И что, наверное, самое главное — среди них не было стран со столь развитой традицией государственного имперского строительства, как это было в Китае.

Первый политический кризис

В 1281 году в улусе Джучи умирает хан Менгу-Тимур, преемником становится его брат Туда-Менгу. Именно в правление этого хана начинает проявляться самостоятельность Ногая, в результате чего единство улуса Джучи в первый раз оказывается под вопросом. Ногай представлял собой серьёзную силу. Его личный улус располагался на крайнем западе владений улуса Джучи, южная граница которого проходила по Дунаю, северная была ограничена предгорьями Карпат. Зависимость от Ногая признавали болгарские Тырновское царство, Видинское и Браничевское княжества, а также Сербия[611]. Женой Ногая была Ефросинья, внебрачная дочь императора Михаила Палеолога. Претензии Ногая на самостоятельность опирались к тому же на серьёзную экономическую базу.

Выше уже отмечалось, что для успешной монгольской государственности было крайне важно иметь постоянный стабильный источник доходов с той или иной зависимой территории. Соответственно, в условиях снижения уровня организации управления государством, которое происходило по мере распада Монгольской империи и постепенного отказа от централизованной системы налогообложения китайского типа, преимущество получал тот улус, который непосредственно контролировал сбор налогов с оседлых территорий. В этом смысле Ногай занимал по отношению к улусу Джучи такое же положение, как некогда ханы Бату и Берке занимали по отношению к остальной Монгольской империи. Сила улуса Ногая напрямую зависела от количества земель, которые он контролировал и с которых получал доходы. Этому способствовало его местоположение на крайнем западе владений улуса Джучи. Здесь Ногай собирал налоги с зависимых от него территорий Болгарии, Сербии, Галицко-Волынской Руси. По мере ослабления в улусе Джучи центральной власти после смерти Менгу-Тимура у Ногая, естественно, возникало стремление оставлять собранные налоги в своём распоряжении.

Вопрос о том, претендовал ли он в целом на власть в улусе Джучи, остаётся открытым. Однако наверняка известно, что борьба Ногая с центральным правительством велась за основные источники доходов. Одним из них было право собирать налоги с зависимых русских территорий. Кроме того, Георгий Вернадский делал предположение, что усилия Ногая поддерживали венецианцы. «В 1291 году венецианцы решили направить миссию к Ногаю. Вероятно, они рассчитывали на сотрудничество с этим ханом в деле разрушения генуэзской монополии в Крыму»[612]. В принципе заинтересованность Венеции в доступе к торговле в бассейне Чёрного моря была вполне очевидна, как и то, что поддержка одного из претендентов на власть в улусе Джучи могла в результате обеспечить получение стратегических преимуществ. Например, вытеснить из региона постоянных конкурентов из Генуи. Помимо этого Ногай имел возможность оказывать военное давление на Константинополь, а следовательно, и на стратегически важные проливы в Чёрное море. Для этих целей помимо сил собственного улуса, расположенных на территориях к северу от Дуная, он мог рассчитывать также на зависимые от него болгарские и сербские владения.

Фактически Ногай занимал доминирующее положение на Балканском полуострове, и греки в Константинополе не могли этого не учитывать. Несомненно, что и сам Ногай понимал ценность восточной торговли. К моменту начала его конфликта с центральными властями уже действовал новый маршрут Великого Шёлкового пути через территории улуса Джучи. Возможно, в связи с этим Ногай впоследствии стремился взять под свой контроль Крым. Поэтому вероятность того, что Венеция могла делать ставку на Ногая с целью добиться