— Мы не торопимся. У нас вся жизнь впереди.

Вся жизнь… А что если эта жизнь — наказание? Что если счастье — это не награда за страдания, а иллюзия, которой мы сами себя обманываем?

Он целовал меня медленно, нежно, как хрупкую вещь, которая может разбиться от неосторожного движения. А я лежала и думала: «Я уже разбита. Вдребезги. Ты целуешь осколки».

Его руки гладили мою кожу с такой осторожностью, с такой любовью, что мне хотелось заплакать. Рустам боготворил меня. Он думал, что прикасается к чему-то священному. А на самом деле ласкал тело, которое три дня назад принадлежало другому.

— Ты такая красивая, — шептал он, покрывая поцелуями мою шею. — Моя жена… Моя единственная…

Единственная… Если бы ты знал, что ты не первый. Что другой мужчина уже брал меня, входил в меня, заставлял стонать от боли и… от чего-то еще. От чего-то, чего я не хочу признавать даже себе.

Когда он вошел в меня, было больно. Не физически — морально. Потому что это должно было быть прекрасно, а оказалось… пустым. Как эхо в заброшенном доме. Как память о том, чего никогда не было.

Рустам двигался осторожно, шептал, что любит меня, и я закрыла глаза, чтобы не видеть его лица. Не видеть того обожания, которого не заслуживаю.

А в голове навязчиво крутились слова того ублюдка: «Я тебя купил. Дорого». И самое страшное, что часть меня согласилась с ним. Часть меня признала: да, я продалась. Но не за деньги — за иллюзию, что могу спасти того, кого люблю.

Иногда любовь — это не свет в конце туннеля. Иногда это сам туннель, темный и бесконечный.

После Рустам лежал рядом и гладил мои волосы.

— Ты плачешь? — спросил он, заметив слезы на моих щеках.

— От счастья, — соврала я в очередной раз.

А плакала я оттого, что поняла: невинность — это не девственная плева. Это способность верить в чистоту мира. И эту способность у меня отняли навсегда.

— Люда, а почему крови не было?

Сердце подпрыгнуло к горлу, а по спине пробежал ледяной ручеек. Вот оно. Вопрос, которого я боялась больше всего.

— Не знаю, — пожала плечами, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Наверное, у меня просто… не у всех же есть.

— Да, я читал об этом. У некоторых девушек плева растягивается, а не рвется. Или вообще от рождения эластичная.

Он кивнул, поверив. Рустам всегда мне верил. Даже когда не стоило.

— Да, я читал об этом. Главное, что ты была только моя.

Только твоя… Если бы ты знал, милый. Если бы знал, что твоя жена провела ночь в объятиях зэка. Что она стонала под другим мужчиной и чувствовала то, чего никогда не чувствовала с тобой.

— Конечно, только твоя, — прошептала я и поцеловала его в щеку.

Ложь легла между нами, как третий в кровати. Невидимый, но всегда присутствующий.

— Знаешь, Люда, — сказал Рустам, прижимая меня к себе, — я так благодарен судьбе за то, что она свела нас. Иногда думаю: что бы я делал без тебя?

«А что бы ты делал, если бы знал правду?» — думала я, но вслух сказала:

— И я благодарна.

— Завтра начнем готовиться к никаху. Мама хочет, чтобы все было по традициям. И отец приедет… Мне так хочется, чтобы ты ему понравилась.

Отец… Тот загадочный человек, который десять лет работает заграницей. Интересно, строгий ли он? Как отнесется к тому, что сын женился на русской девочке?

— А он не против того, что я не мусульманка?

— Нет, что ты. Он современный человек. Да и мама сказала, что если ты не хочешь можно не принимать ислам. Она посоветовалась с имамом.

Мы заснули в обнимку, и мне снился сон. Я стояла в белом платье посреди пустыни, а вокруг кружили вороны. Они кричали одно и то же слово: «Шлюха, шлюха, шлюха». А я пыталась сорвать с себя платье, но оно не снималось. Как будто приросло к коже.

Проснулась среди ночи в холодном поту. Рустам спал рядом, такой мирный, такой доверчивый. А я лежала и думала о том, что скоро будет никах. Религиозная церемония, которая сделает наш брак священным в глазах его семьи.

И на никах будет его отец. Тот самый мужчина, который десять лет работает за границей и которого я никогда не видела.

Интересно, какой он? Похож ли на сына? И понравлюсь ли я ему?

Тогда я еще не знала, что некоторые вопросы лучше не задавать судьбе. Потому что она любит отвечать на них самым жестоким способом.

Я повернулась к Рустаму и прижалась к его теплой спине. Завтра будет новый день. День, на который я буду шаг ближе к никаху. К встрече с человеком, который, возможно, изменит все.

Но пока я просто лежала рядом со своим мужем и пыталась поверить, что заслуживаю хотя бы крупицу того счастья, которое он мне дает.

Иногда самообман — это единственное, что позволяет выжить. Особенно когда правда может убить не только тебя, но и тех, кого ты любишь.

За окном брезжил рассвет, а в моей душе продолжалась ночь. Долгая, темная ночь, которой не видно конца.

Глава 6

Зал для никаха был украшен как для царской свадьбы. Белые и золотые ткани струились с потолка, живые розы источали дурманящий аромат, а хрустальные люстры отбрасывали тысячи солнечных зайчиков на лица гостей. Все было идеально. Все было прекрасно.

И все было обречено на провал.

Я сидела в отдельной комнате для невесты, облаченная в изумрудное платье с золотой вышивкой — традиционный наряд для никаха. Амина Ибрагимовна выбрала его сама, говорила, что это цвет надежды и процветания. Надежды… Если бы она знала, на что я надеюсь на самом деле.

Я надеялась, что земля разверзнется и поглотит меня прежде, чем я встречу отца Рустама.

— Милочка, ты волнуешься? — Амина Ибрагимовна поправляла мою золотую диадему в волосах. — Это нормально. Я тоже дрожала, когда впервые увидела отца Рустама.

Дрожала… А что она скажет, когда увидит, как дрожу я? Когда поймет, что это не волнение невесты, а ужас жертвы, которая идет на заклание?

— Он очень строгий? — спросила я, и голос мой прозвучал как шепот умирающего.

— О нет, что ты! Джахангир справедливый мужчина. Если ты ему понравишься, он станет тебе как родной отец.

Джахангир. Она произнесла это имя, и у меня внутри все оборвалось в бездну. Мир покачнулся, как корабль в шторм. Кровь отлила от лица так резко,