— Просто устала, — соврала я.

— А помнишь, как мы в детстве играли в свадьбу? Ты всегда говорила, что у тебя будет самая красивая свадьба в мире. И вот она, мечта сбылась.

Мечта… Да, была такая мечта. У маленькой девочки, которая верила в сказки. А потом девочка выросла и узнала, что в реальной жизни принцы не всегда спасают принцесс. Иногда принцессам приходится спасать себя сами. И цена этого спасения — душа.

— Люда, ты в порядке? — Рустам обеспокоенно смотрел на меня. — Ты почти ничего не ешь.

— Волнуюсь просто, — соврала я и попыталась улыбнуться.

Ложь — это как наркотик. Сначала колешь от случая к случаю, потом не можешь без дозы прожить и дня. А в конце концов ложь становится тобой, а ты — ложью. И уже не понимаешь, где кончается одно и начинается другое.

— А я вот думаю, — сказала Амина Ибрагимовна, поднимая бокал с соком, — хорошо, что отец Рустама скоро приедет. Он очень хотел быть на свадьбе, но дела, понимаете… Зато будет на никахе. Познакомится с нашей девочкой.

При упоминании об отце Рустама у меня внутри все сжалось. Интересно, какой он? Строгий? Добрый? Примет ли меня? И самое главное — похож ли он на сына?

— А он давно заграницей? — спросила Зоя.

— Десять лет уже, — ответила Амина Ибрагимовна, и в голосе прозвучала едва уловимая грусть. — Работа такая. Но он всегда присылает деньги, заботится о нас. Хороший отец, хороший муж.

Десять лет… Значит, уехал, когда Рустаму было четырнадцать. Интересно, скучает ли Рустам по отцу? Мы никогда об этом не говорили. Рустам вообще редко упоминал отца.

Пашка подошел ко мне, когда все разошлись курить.

— Сестренка, ты же счастлива, да?

Я посмотрела на него — на этого долговязого дурака, из-за которого все началось. На его молодое лицо с первым пушком на щеках, на глаза, в которых еще теплилась детская наивность. И поняла: он никогда не узнает цену моего счастья. Никогда.

— Конечно, Паш. Я очень счастлива.

— Знаешь, Мил, я все думаю… Если бы мама была жива, она бы так радовалась. Помнишь, как она говорила: «Людочка моя такая умная, красивая. Обязательно выйдет замуж за хорошего человека»?

Мама… Господи, как же больно думать о ней сейчас. Мама, которая всю жизнь работала, чтобы мы ни в чем не нуждались. Которая до последнего дня верила в то, что мы с Пашкой вырастем хорошими людьми.

— А помнишь, как мы с тобой мечтали, когда мама болела? Ты говорила, что выйдешь замуж за принца и будешь жить в замке.

Принц… Да, был такой. Звали его Рустам, и он дрался за меня, как рыцарь. А теперь он женился на шлюхе, которая отдалась зэку за освобождение брата. Сказки иногда превращаются в кошмары. Особенно когда вырастаешь.

— И знаешь что, сестренка, — Пашка наклонился ко мне и тихо добавил, — я обещаю, что больше никогда не доставлю тебе проблем. Никогда. Я понял, что чуть не разрушил твою жизнь своей дурью.

Если бы ты знал, Пашка. Если бы знал, что ты не чуть не разрушил — ты разрушил. Окончательно и бесповоротно. Но я никогда тебе этого не скажу. Потому что некоторые грехи должны нести в одиночестве.

— Мама была бы счастлива, — добавил Пашка.

Мама… Господи, хорошо, что она не видит этого. Хорошо, что она не знает, чего стоило мне спасти ее сына. Некоторые жертвы должны оставаться тайной. Навсегда.

— Пашка, — позвала я его, когда он уже собирался отойти.

— Да?

— Я тебя люблю. Ты знаешь это, да?

— Конечно знаю, Мил. И я тебя тоже. Ты у меня самая лучшая сестра в мире.

Лучшая… Интересно, что он сказал бы, если бы узнал правду? Что его лучшая сестра провела ночь с зэком? Что она стонала под ним и чувствовала то, чего никогда не чувствовала с любимым человеком?

Вечером мы вернулись домой. Наш новый дом — квартира, которую снял Рустам. Две комнаты, кухня, все чистое, уютное. Семейное гнездышко для начала новой жизни. На стенах висели наши фотографии — со школы, с института, с прогулок. Счастливые лица молодых людей, которые верили в будущее.

— Теперь мы официально семья, — сказал Рустам, обнимая меня на пороге. — Ты моя жена.

Жена… Интересно, есть ли в языке слово для женщины, которая вышла замуж обманом? Которая стоит в белом платье и думает о других мужских руках?

— Я так долго этого ждал, Люда. Так долго мечтал о том дне, когда ты станешь моей навсегда.

Навсегда — это очень долго для лжи. Особенно когда каждый день приходится смотреть в честные глаза человека, который тебя любит, и знать, что ты недостойна даже его презрения.

— Хочешь чаю? — спросил он, направляясь на кухню. — Или может, бокал вина? В честь нашей свадьбы?

— Лучше чай, — ответила я.

Алкоголь мне сейчас противопоказан. От него всплывают воспоминания, которые лучше держать под замком. Воспоминания о вкусе виски и мужских руках на моем теле.

Мы сидели на кухне, пили чай с тортом, который купила Амина Ибрагимовна. Обычная семейная идиллия. Молодожены в первый день совместной жизни. Рустам рассказывал о планах на будущее — хотел найти лучшую работу, снять квартиру побольше, может быть, через пару лет подумать о детях.

Дети… А что если у нас будут дети? Смогу ли я смотреть на них и не думать о том, какая я мать? Смогу ли воспитывать их в честности, когда сама построена из лжи?

— Люда, ты опять задумалась, — заметил Рустам. — О чем?

— О нас. О будущем.

— И какие мысли?

«Думаю о том, что я тебя обманываю. Думаю о том, что через несколько дней твой отец приедет на никах, а я понятия не имею, что он за человек. Думаю о том, что три дня назад я была под другим мужчиной и чувствовала то, чего никогда не чувствовала с тобой».

— Хорошие мысли, — соврала я. — Я просто счастлива.

Рустам начал расстегивать молнию на моем платье, и я почувствовала, как тело каменеет. Руки, губы, дыхание — все не то. Все не так, как тогда. И я ненавидела себя за то, что сравниваю. За то, что в глубине души ищу в его прикосновениях ту звериную страсть, которая была в камере.

— Ты дрожишь, — заметил он. — Боишься?

Да, боюсь. Боюсь, что ты поймешь. Боюсь, что не поймешь. Боюсь, что буду думать о нем, когда ты будешь во мне. Боюсь, что не буду.

— Немного, — прошептала