Не может быть. Это просто совпадение. В мире миллионы Джахангиров. Это не он. Не тот мужчина, который…

— Людочка, что с тобой? Ты вся бледная.

— Ничего, просто… волнуюсь.

Но я знала. Глубоко в животе, там, где живет первобытный страх, я уже знала. Судьба не бывает настолько милосердной, чтобы такие совпадения оказались случайными.

Иногда ад — это не место. Иногда это момент, когда ты понимаешь, что твоя жизнь была спланирована дьяволом заранее.

За дверью послышались голоса, шаги, суета. Гости собирались в зале. Мужчины с одной стороны, женщины с другой — по традиции. Рустам, наверное, уже сидел рядом с муллой, ждал свою невесту. Мой муж. Который через несколько минут узнает, что его отец…

Нет. Я не могу об этом думать. Я должна держаться. Должна дойти до конца этого спектакля, а потом… потом что-нибудь придумаю.

— Пора, доченька, — Амина Ибрагимовна взяла меня за руку. — Идем.

Мы вышли из комнаты, и я почувствовала, как ноги превращаются в ватные. Каждый шаг давался с огромным трудом, как будто я шла по болоту, которое затягивало меня все глубже. Коридор показался бесконечно длинным, хотя до зала было метров двадцать.

У входа в зал меня остановили. По традиции невеста должна была войти после того, как объявят о начале церемонии. Я стояла за дверью и слышала, как мулла читает вступительную молитву. Голоса гостей, шуршание одежды, тихий смех.

А потом я услышала его голос.

Низкий, хрипловатый, с едва заметным акцентом. Тот самый голос, который три дня назад приказывал мне снимать платье. Который шептал непристойности на ухо, пока рвал мою невинность.

Кровь ударила в виски так сильно, что я едва не потеряла сознание. Мир вокруг меня начал плыть, краски померкли, звуки стали доноситься как сквозь вату. В горле пересохло так, что невозможно было сглотнуть. По спине пробежал холодный пот, кожа покрылась мурашками от затылка до пяток.

Это он. Это действительно он.

Джахангир Алханов. Отец моего мужа. Мужчина, который купил мою девственность за освобождение брата.

— Людочка, ты готова? — прошептала Амина Ибрагимовна.

Готова… К чему можно быть готовой, когда твоя жизнь превращается в декорации к фильму ужасов?

— Да, — выдавила я из себя.

Двери открылись, и я вошла в зал.

Первое, что я увидела — это глаза Рустама. Светящиеся от счастья, полные любви и гордости. Он смотрел на меня так, словно я была восьмым чудом света. А я была его проклятием.

Потом я перевела взгляд на мужскую половину зала и увидела его.

Время остановилось.

Джахангир сидел в первом ряду рядом с муллой, в дорогом черном костюме, белой рубашке и золотых запонках. Седоватые волосы аккуратно уложены, борода подстрижена. Он выглядел как уважаемый бизнесмен, отец семейства, столп общества.

Но глаза… Глаза остались теми же. Золотисто-карие, хищные, беспощадные. Глаза мужчины, который привык брать то, что хочет, и никого не спрашивать разрешения.

Наши взгляды встретились через зал, и весь мир сжался до размера игольного ушка. Между нами пробежала невидимая молния, электрический разряд узнавания.

В этот момент я поняла, что такое настоящий ужас. Это не крик, не бегство, не слезы. Это ледяная ясность понимания того, что ты попала в ловушку, которую даже не видела. Что твоя жизнь больше не принадлежит тебе.

Некоторые люди собирают марки. Некоторые собирают монеты. А некоторые собирают человеческие души.

Я заставила себя идти дальше, к месту рядом с Рустамом. Каждый шаг отдавался в костях, как будто я шла по стеклу босиком. Гости улыбались, кто-то шептал комплименты о красоте невесты. А я чувствовала себя приговоренной к смерти, которая идет на эшафот под одобрительные возгласы толпы.

— Ты прекрасна, — прошептал Рустам, когда я села рядом с ним.

Прекрасна… Интересно, что он скажет, когда узнает, что его прекрасная жена провела ночь в постели с его отцом?

Мулла начал читать никах. Арабские слова лились как мед, священные и торжественные. Он говорил о любви, о верности, о том, что брак — это дар Аллаха. А я сидела и думала о том, что некоторые дары больше похожи на проклятия.

— И теперь я прошу отца жениха благословить этот союз, — произнес мулла.

Джахангир поднялся со своего места. Высокий, широкоплечий, он излучал власть и силу. Все в зале повернулись к нему с уважением. Уважаемый бизнесмен, любящий отец, который вернулся из долгой командировки, чтобы благословить брак сына.

Если бы они знали, что этот человек провел последние десять лет в тюрьме. Что он заказывал девочек для удовольствия. Что он…

— Я не благословляю этот брак, — сказал Джахангир, и его голос прозвучал как удар грома среди ясного неба.

Зал замер. Мулла открыл рот, но не произнес ни звука. Гости переглядывались, не понимая, что происходит. А Рустам побледнел так, что губы стали синими.

— Отец, что ты говоришь? — прошептал он.

— Я говорю, что мой сын не женится на этой девке, — Джахангир смотрел прямо на меня, и в его глазах плясали дьявольские огоньки. — Она мне не подходит в качестве невестки.

Мир рухнул. Не метафорически — буквально. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, как воздух превращается в кисель, как сердце останавливается, а потом начинает бешено колотиться.

— Отец, ты не понимаешь! Я люблю Людмилу! Мы уже расписались! — Рустам вскочил с места, лицо его пылало от гнева и отчаяния.

— Роспись можно отменить. А вот шлюх в нашей семье не будет.

Слово "шлюха" ударило меня как пощечина. Гости ахнули, кто-то начал возмущенно шептаться. Амина Ибрагимовна закрыла лицо руками. А я сидела и чувствовала, как мой мир превращается в пепел.

— Как ты смеешь так говорить о моей жене?! — взорвался Рустам.

— О твоей бывшей жене, — поправил Джахангир. — Потому что этот никах не состоится. И если ты не хочешь лишиться наследства, сын, ты больше никогда не приблизишься к этой девке.

Рустам бросился к отцу, но двое мужчин — видимо, охрана Джахангира — мягко, но неумолимо перехватили его.

— Отпустите меня! — кричал мой муж. — Отпустите, я убью его!

— Ты никого не убьешь, мальчик, — усмехнулся Джахангир. — Ты слишком мягкий для убийств. В отличие от меня.

И тут я поняла. Это не просто сорванная свадьба. Это публичная казнь. Он не просто лишает меня мужа — он уничтожает меня как личность, как женщину, как человека. При всех. При родственниках, при друзьях, при людях, которые будут судачить об этом годами.

Некоторые люди убивают ножом. Некоторые — пулей. А некоторые — унижением.

— Убирайся, — тихо сказал Джахангир, глядя на меня. — Убирайся отсюда и