Я замираю. Я что, только что оправдала ложь и манипуляции мужчины? Меня пробирает озноб. Должно быть, ад замерз.

— Я не знаю, — говорю я наконец. По крайней мере, это правда. — Я знаю только, что ты не вернешься к Бьянки.

Мейсон открывает рот, чтобы возразить, но я поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать.

— Они были готовы просто так тебя выбросить, — говорю я для пущей убедительности. — Эта семья разваливается на части, и я не позволю тебе оказаться под перекрестным огнем. Я знаю, что я не твоя мать, но последние восемь лет я тебя воспитывала, и если понадобится, я буду для тебя мамой-медведицей.

Мейсон молчит во время моей тирады, но в его карих глазах мелькает облегчение. Он дважды открывает рот, прежде чем наконец заговорить.

— Я много думал последние пару месяцев. Они забрали мой мобильный и лишили меня доступа к интернету, так что моим единственным развлечением были DVD-плеер и стопка книг. Три раза в день Тинли приносила мне еду, а иногда оставалась поболтать. Она никогда не раскрывала много, но дала понять, что Бьянки не ищут меня. — Тень омрачает его лицо, и он сжимает челюсти. — Я не могу вернуться в семью, которая воспринимала меня как вещь. После всего, чем пожертвовал папа... Очевидно, что они находятся в нисходящей спирали. И я отказываюсь тонуть на их корабле из-за какого-то извращенного чувства лояльности.

Гордость наполняет мою грудь, и я коротко киваю. Похоже, мой младший брат все-таки немного повзрослел за последние несколько недель.

Мейсон, должно быть, чувствует мое нарастающее волнение и ловко меняет тему.

— Что случилось с Кэлом?

Горький смех срывается с губ.

— Он обманом заставил меня выйти за него замуж, когда все это время держал тебя в подвале. Трудно смириться с тем, что каждую ночь, ложась в постель, он лгал, что ищет тебя.

Мейсон морщит лицо.

— Мне не нужно слышать о том, как вы вместе лежали в постели.

Я закатываю глаза.

— О, заткнись. Как будто я не стирала твое белье, когда ты был подростком. Ты знаешь, сколько затхлых носков я выбросила?

Его лицо краснеет, как помидор, на лбу вздувается вена.

— А как насчет девушек, которых ты выводил из дома в два часа ночи? Или когда ты сам уходил? Ты думал, я не замечала?

Мейсон резко встает, заикаясь с оправданием, обходит меня.

Я останавливаю его, положив руку ему на предплечье.

— Ничего не забыл? — Я поднимаю бровь.

Мейсон стонет, но поворачивается, чтобы взять свою миску с хлопьями и отнести ее к раковине. После того, как он загружает ее в посудомоечную машину, он быстро уходит, и я не могу сдержать смешок, который вырывается из моих губ.

Без наших родителей и учитывая нашу шестилетнюю разницу в возрасте, я выполняла для него роль родителя, и хотя ему сейчас двадцать один год, мне трудно отказаться от этой части себя.

Сидя одна на кухне, едя пиццу и пытаясь протрезветь, я чувствую, как меня одолевает усталость. Я слишком старая для этого.

Пицца впитывает текилу, но к последнему кусочку я уже снимаю с нее сыр. Это единственное, с чем я могу ее есть, и даже тогда у меня есть свои пределы. Я двигаюсь на автопилоте, убирая кухню, выключая свет по пути в постель. После полусекундного раздумья я беру свой мобильный и уношу его с собой.

Глава тридцать девятая

Я даже не успеваю пройти мимо двери своей комнаты, как уже проверяю уведомления. Сообщение за сообщением, пропущенный звонок за пропущенным звонком... но есть только одно голосовое сообщение. Оно было оставлено два часа назад, и после него больше нет ни сообщений, ни звонков. Как будто он оставил голосовое сообщение, а потом выключил телефон. Мне должно быть стыдно за то, сколько раз он пытался до меня дозвониться, но это не так. Напротив, это питает часть моей души, которая в подростковом возрасте жаждала, чтобы Кэл бегал за мной.

С жадной — и, вероятно, неуместной — надеждой я закрываю дверь и сползаю на пол. Мой палец дрожит, когда я нажимаю на голосовую почту, задерживая дыхание, когда голос Кэла наполняет мое ухо.

— Заткнись, блять, — начинает он с шипением, но когда фоновый шум стихает, я быстро понимаю, что он говорил не со мной, а скорее с моей голосовой почтой. — Рен... Пожалуйста, вернись домой. Позволь мне объяснить. — Его голос дрожит, и я понимаю, что плотина эмоций, которую он обычно так тщательно сдерживает, грозит взорваться. — Все, что я сделал, было для тебя. Дай мне шанс доказать это тебе. Я не подведу тебя. — Голосовое сообщение заканчивается, и я остаюсь одна в тихой гостевой комнате дома моего друга. Я повторно прослушиваю голосовое сообщение.

Когда солнце выглядывает из-за горизонта, мой телефон почти разряжен, когда я наконец откладываю его. Вместо того, чтобы спать, я провела ранние часы утра, слушая голосовую почту Кэла снова и снова и анализируя его сообщения. Они варьировались от безумного беспокойства до искренних извинений, но все сводились к одному и тому же: этот Каллахан Кин не тот, кем он был в семнадцать лет. Черт, он даже не тот Кэл Кин, что был в Abstrakt в прошлом месяце. И пора довериться своей интуиции.

К тому времени, когда я добираюсь до кухни, уже давно прошел обед. В доме никого нет, а на холодильнике висит записка, что Дженна и Джуд отвезли Мейсона в спортзал. Там же есть напоминание о сегодняшнем бою, который начнется в одиннадцать часов.

«Не волнуйся, я вернусь задолго до этого, и мы вместе подготовимся», — читаю я последнюю строку, написанную идеальным почерком Дженны. У меня болит голова, но не от похмелья, как можно было бы ожидать после такого количества текилы. Нет, после стольких бессонных ночей меня настигла головная боль от напряжения. Кроме