— Умоляю, — прерывает папа, и его голос не уступает моему.

Мне стоит повесить трубку, и я это знаю, но я не могу заставить себя это сделать. Я не жду от него извинений, но вдруг ему хоть немного стыдно и я увижу это в его глазах.

— Чем ты будешь заниматься? — в итоге спрашивает он. — Как волонтер.

— Учить местных детей кататься на коньках.

— Звучит не так плохо. Сколько им лет?

— Семь? Восемь? Я даже не знаю.

— Ты когда-то был в этом возрасте, как раз учился держаться на льду.

Я жду, что он продолжит, но, разумеется, он этого не делает. Он не любит слишком близко подбираться к теме дяди Блейка, даже ненароком. Дядя Блейк — младший брат моего отца, который познакомил меня с хоккеем, но, поскольку он годами то появляется, то пропадает из наших жизней, ведя борьбу с зависимостью, папа держит его на расстоянии. Это дерьмово, но ссора с ним по этому поводу ни к чему не приведет.

— Наверное.

— Похоже, неплохая затея. Это может помочь тебе хоть немного научиться терпению.

— Уверен, тренер так и планирует.

Он внезапно смеется.

— Не веди себя так, будто ты оскорблен. Он просто хороший тренер.

— Наверное.

— Ты знаешь, что к этому привело, и тебе надо с этим разобраться.

Я едва подавляю желание сказать ему, что если бы он говорил с Джеймсом, то по крайней мере попытался помочь. В конце концов, он отправил его в МакКи после всего, что произошло в Луизиане.

— Я это знаю.

— Сообщи, как все пройдет. Мы всё еще планируем добраться на матч с Массачусетсом.

— Который будет у нас дома, надеюсь.

— Конечно. — Я слышу, как открывается и закрывается дверь. Вероятно, мама вернулась с завтраком. — Мне пора бежать, но не лезь в неприятности, сынок.

Он сбрасывает звонок прежде, чем я успеваю попрощаться.

Честно, я не ожидал от этого разговора ничего другого, но все равно из-за него у меня сердце не на месте, как будто я тону в зыбучем песке. Я засовываю телефон в карман, провожу ладонью по лицу. Не то чтобы я хотел, чтобы папа избавил меня от работы волон­тером, или ждал, что он обрадуется моему срыву, но было бы приятно получить от него немного поддержки.

Может, к моменту игры с Массачусетсом он увидит букву К на моей кофте. Это будет доказательством моего серьезного отношения к спорту, на которое он не сможет забить. Доказательством того, что я строю будущее, которое сам хочу для себя. Несмотря на его желание, чтобы я перенял семейное наследие, как Джеймс, а не шел по стопам его брата, от которого он отказался давным-давно.

6

Пенни

— И помните, что у вас контрольная в следующую среду, — говорит преподша по химии, стирая все с доски. — Я надеюсь увидеть у многих результаты получше, чем в прошлый раз.

Я засовываю учебники в шопер и закидываю его на плечо, пряча гримасу за шарфом. Словами не выразить, как мне плевать на этот предмет. В нем почти нет смысла, хотя я хожу на все дополнительные занятия с ассистентами, а контрольные просто жуткие. Я бы лучше себе ногти повыдергала, чем высидеть еще сто вопросов, зная, что результат будет одним и тем же, как бы я ни зубрила. Папа поймал меня на микробиологии, но с химией у меня все еще хуже.

Может, если я провалю все в этом семестре, это будет достаточно мощный сигнал, что я не могу. Я пыталась, потому что папа этого хочет (пусть и держится за полуоформившуюся мечту, которая была у меня в шестнадцать, когда я пыталась пережить потерю карь­еры в фигурном катании), но если я не справляюсь с занятиями на младших курсах, то как я смогу этим зарабатывать?

Я выхожу из здания, туго обматывая шарф вокруг шеи. Листья шуршат под ботильонами, пока я возвращаюсь в центр кампуса. Здесь столько холмов — с моей точки зрения, это дефект дизайна, — что, когда я дохожу до учебного центра, у меня болит колено. Я нагибаюсь и потираю его сквозь ткань джинсов, нащупывая шрам после операции. Как и каждому фигуристу, мне выпала своя доля травм, но последняя — колено — не залечилась так, как надеялись врачи. В такой холод воздух просачивается сквозь одежду, и мое тело коченеет еще больше.

Я замечаю Мию: она ждет на скамейке у «Лавандового чайника». Уж не знаю, как у нее получается, но черную матовую помаду она носит будто обычную. Прибавьте кожаную куртку и высокие сапоги, и неудивительно, что каждый идущий мимо парень бросает на нее взгляд. Увидев меня, Мия спешит навстречу и заключает меня в объятия — наши холодные щеки прижимаются друг к другу. Она отстраняется, изучая мою недовольную гримасу. У Мии настоящий дар — синдром стервозного лица, а вот я никогда не умела маскировать свои эмоции.

— Как прошла химия? — спрашивает она.

— Ужасно, — хнычу я.

Мы берем друг друга под руку, заходя внутрь. Я делаю глубокий вдох, наслаждаясь ароматами кофе и сладкого.

— Хуже, чем нападение на твою соседку с помощью секс-игрушки? — спрашивает Мия.

Девушка перед нами оборачивается, поднимая брови. Мы пытаемся сдержать смех, но он все равно прорывается. Ну, Мия хотя бы не так сильно злится из-за летающего дилдо. Вчера вечером мы листали «Тиндер» в поисках потенциальных кандидатов для интрижек, и когда наткнулись на парня по имени Игорь, она так смеялась, что сползла с моей кровати.

— Да. Просто кошмар какой-то. — Я копаюсь в сумке в поисках кошелька. — Погоди, я угощаю. Это меньшее, что я могу: ты ведь вчера пережила такую травму.

Мы неспешно продвигаемся в очереди.

— Используем мою скидку сотрудника, — говорит Мия. — Но я закажу огромный карамельный макиато. Готовься.

— Никогда не угадаешь, чем занят мой папа. — Я смотрю на прилавок, изучая, какая у них сегодня выпечка. Похоже, что кофейный торт — мой любимый. Хотя бы что-то сегодня идет по-моему. — Может, хочешь взять пополам кофейный торт?

— Всегда. И чем же?

Я смотрю на меню, висящее на стене, хотя уже знаю, что возьму тыквенную масалу. Это единственное, что сделает мои скучные занятия в аудитории хоть как-то выносимыми.

— Посылает волонтера на один из моих уроков.

— Кого?

Девушка перед нами расплачивается и отходит в сторону, подождать свой напиток, так что теперь заказываю я, прибавляя сэндвич — тоже на двоих. В конце концов, сейчас время обеда. Когда мы составляли этот план, мы надеялись немного поучиться перед работой. Мия машет коллегам, когда мы занимаем столик у окна и садимся, вытаскивая тетради и ноутбуки.

Я отделяю ложечкой кусок торта и смакую его, прежде чем наклониться над столиком. Честное слово, от имени этого парня, произнесенного вслух, минимум трое девчонок поднимут головы, как будто это какое-то заклинание по его призыву. Я понимаю, он красавчик, но таких много среди хоккеистов. А еще среди них много козлов, но это не убавляет интереса у девушек, которым хочется проверить, сможет ли такой, как Купер, управляться с ними так же хорошо, как со своей клюшкой.

— Это Купер Каллахан.

Девушка за соседним столиком смотрит на нас полсекунды, прежде чем снова уткнуться в телефон.

Типично.

Мия поднимает бровь.

— Почему?

— Считает, что волонтерство поможет ему вы­править стиль игры — наверное, так. Я не знаю. Наверняка сам Купер этого не хочет, и уж тем более со мной.

Я слышу свое имя и подскакиваю, чтобы забрать напитки. Вдыхаю запах тыквенной сладости, поднимающийся от масалы, и делаю глоток, прежде чем вернуться в наш уголок у окна. Когда я ставлю напитки и тарелку с панини на столик, у Мии на лице такое выражение, что у меня начинает покалывать тыльную сторону шеи. С таким лицом она всегда что-то замышляет.

Обычно в ее замыслах