Я толкаюсь в её сжатые бёдра и, перехватив за запястье её руку, опускаю вниз, но Сашка смеётся и лишь слегка царапает ноготками по всей длине — издевается, зараза рыжая. А я подыхаю от дикого нестерпимого желания быть в ней, от необузданной безумной любви, разрывающей сердце и член… и от щемящей печальной нежности, затопившей и склеившей мой бедный измученный мозг.

Я с трепетом целую плечи, покрытые солнечными веснушками, стройную шею, слизывая с неё капли воды, и жадно накрываю ртом сладкие податливые губы — смакую, ласкаю, выпиваю… и случайно прикусываю, когда Сашка вздрагивает в моих руках.

Снова этот неведомый зверюга оглашает окрестности своим ужасающим рёвом. Ну как ужасающим… по сравнению с моим неудовлетворённым желанием — это так… кошачье мявканье. И тут же взвывает сирена из соседней палатки. Блядь, ну что за истеричная дура?

— Это лев? — испуганно шепчет мне в губы Сашка, вжимаясь в моё тело.

— Это визгливая французская кошка, — поясняю я, не отвлекаясь от вожделенного рта.

А львиный рёв повторяется снова, и визг француженки повышает тональность. Да чтоб они оба охрипли!

— Вадим, я так не могу, — Сашка отстраняется и, схватив свои трусики, в панике натягивает их на мокрое тело.

Да сучий потрох! Попадись мне сейчас этот блохастый ревун, я ему лобешник собственным хером проломлю, настолько он каменный.

— Саш, ну ты чего… это же лёва со своими друганами так общается, к нам-то он не сунется.

— Откуда ты знаешь? — её голос подрагивает и срывается. — Ты разве ещё не понял, что мы у хищников дома? Мне страшно, Вадик!

— Аленький, но я же с тобой, — я пытаюсь её задержать, но безуспешно. Снова прижав полотенце к груди, она выскальзывает за ширму, а я, прикрыв дымящийся болт пропотевшей футболкой, скачу вдогонку.

Ебучий лев! Чтоб тебе ни одна львица не дала до самой смерти! Ар-р-р!..

И в тон моим мыслям грохочет бас Геныча:

— Дайте мне этого зверя, задрать его в гриву, я из него кастрата сделаю! Будет, сука, по утрам, вместо петуха заповедник будить.

Ну вот — похоже, не только у меня случился облом.

А рядом с палатками уже собралась целая демонстрация — вся наша компания, галдящие французы, невозмутимые проводники с оружием и ещё парочка масаев с какими-то палками. Тайо громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание и просит сохранять спокойствие.

Спокойствие⁈ Да как я могу быть спокоен, когда моя полуобнажённая женщина трётся рядом с ним и готова чуть ли не верхом на него залезть. О как — а с ним ей, выходит, не страшно! Очевидно, что в выборе между моим членом и его ружьём предпочтение отдаётся последнему.

Теперь этот мудак с огнестрельной пукалкой объясняет, что у них тут всё под контролем, а мы якобы под их надёжной защитой. Для убедительности он снова демонстрирует своё ружьё и уважительно кивает на длинных тощих масаев. Ну да — это прям великая сила! И Германовна со мной солидарна:

— Это они, что ли, защитники? — фыркает она, скептически оглядывая нашу охрану в красных балахонах. — И куда они с этими палками против львов? Если только в жопу им потыкать…

— Инесса Германовна, Вы не п-правы, — вмешивается Стешка. — Масаи — очень ловкие и бесстрашные воины, и львы сами опасаются с ними встречаться. Раньше посвящение масаев в мужчины п-происходило только после открытой схватки со львом, при этом у мальчиков из оружия имелось только копьё. Масаи даже сейчас нередко убивают, х-хотя охота на львов строго запрещена. П-поэтому их палки легко отпугивают х-хищников, у них за несколько веков уже инстинкт выработался.

— Живодёры! — выплёвывает Инесса, не проникшись их героизмом.

— О-о, это львы ещё нашего Жорика не встречали, — с гордостью вставляет Геныч и уважительно хлопает Георгиоса по плечу.

— Да-а, — скромно отзывается грек. Он до сих пор так и не оделся, а свою палку-убивалку прикрыл Инессиной шляпкой.

Чем бы ещё свою потушить?..

Между тем Тайо продолжает толкать пламенную речь о правилах безопасности, предстоящем ужине и ещё какой-то херне, которую я воспринимаю с трудом, потому что моя Сашка не сводит с него глаз и внимает каждому слову. Твою мать, как же меня ломает! И что, дело только в наличии ружья?..

— Лично я ни хрена не врубаюсь, о чём он толкует, — нервничает Геныч. — Жорик, ты его понимаешь?

— Да!

— Пиздец! Я тут что, один не шарю по-английски?

— Да!

— Жора, задрать тебя в шляпу, лучше молчи!

Я же по-прежнему не свожу глаз с Сашки, поэтому не пропускаю момент, когда её плечо сжимает чёрная рука оратора. Ух ты, охотник, блядь!

Я срываюсь с места, готовый оторвать заблудившиеся щупальца, но едва успеваю выдернуть Сашку из чёрных лап, как между мной и мудаком с ружьём вырастает Геныч.

— Вадюха, спокуха, будем цивилизованными. Тихо, тихо, брат, я всё улажу. Жора, ну ты-то куда прёшь?

— Рябинин, ты совсем идиот⁈ — сзади меня за волосы тянет Сашка и лупит пинками по ногам и по жопе. — Какого хрена ты творишь?

— Кто — я-а⁈ — я разворачиваюсь и получаю по лицу полотенцем.

Тем самым полотенцем, которым она только что прикрывала грудь. И теперь её видят все… и этот тоже.

— Аленький, — я уворачиваюсь от очередного удара и пытаюсь перехватить полотенце, — прикройся, пожалуйста.

— Ты сам прикройся! — она подхватывает с земли потерянную мной футболку и кидает мне в лицо. — Ненавижу тебя, урод!

— Дура! — с чувством выкрикивает Жора…

И все что-то говорят… Инесса, Стефания… и раскатисто гремит Геныч:

— Это его гёрл! Андестенд?..

А я яростно тру ладонями лицо и озираюсь в поисках Сашки.

— Аленький… где она?

— Успокойся, сынок, она в палатке со Стешей, — ласково говорит Инесса и осторожно касается моей руки. — Можно я тебе помогу, Вадюш? — она завязывает вокруг моего торса футболку и гладит меня по спине.

— Всё-таки ненавидит, — цежу я сквозь зубы.

И ведь сотни раз уже слышал, но сейчас так херово, что хочется реветь и рычать во всю глотку.

— Это нервы, сынок, — успокаивающе звучит голос Инессы. — Мы все немного перенервничали.

— Не-эт… это мой грёбаный бумеранг.

* * *

Настроение ни в звезду!..

Вооружившись полотенцем и зубной щёткой, я снова возвращаюсь в душевой отсек, а там уже очередь.

— И кто последний? — спрашиваю нарочито весело.

— Ты! — насмешливо бросает Сашка, даже не оглядываясь, а Стефания что-то зло шипит ей на ухо.

Моя маленькая защитница. Пустяк, а всё равно приятно. Со Стешкой мы