– Ты снова извиняешься.

– И я не собираюсь останавливаться, пока эта работа не будет закончена.

– Мое тело сегодня слишком чувствительно, поэтому я не поцелую тебя, хотя мне очень нравится это делать. А еще я не хочу, чтобы меня выгнали из библиотеки за страстные обжимания.

Я уже собираюсь сказать ему, что никто больше не употребляет слово «обжимания», когда он поворачивается и указывает на табличку на стене, на которой в буквальном смысле это написано.

– Если мы закончим с этим в ближайшие два часа, я могу пойти с тобой к твоему тренеру. Сегодня у меня занятия только днем.

Я боюсь, что зашла слишком далеко, но он улыбается и кивает.

– Это было бы здорово.

⁂

Только по дороге к его тренеру я осознаю, что настолько не разбираюсь в спорте, что даже не знаю, где находится спортивное здание.

Генри объяснил, что оно немного похоже на логово зла, населенное несколькими суперзлодеями, и обычно он избегает этого места любой ценой. Оказывается, на первом курсе ему пришлось просидеть там со своим тренером два часа, потому что заклинило дверь, и он до сих пор не оправился.

Когда мы идем через кампус, там довольно тихо, но это спокойствие не уменьшает мое беспокойство о том, что Генри переживает из-за своей встречи. Я решила, что лучший способ помочь – это отвлечь его от мрачных мыслей.

– Как так получилось, что ты стал хоккеистом? Почему не футбол, или бейсбол, или, не знаю, шахматы?

– Мой дядя Майлз играл в хоккей, пока не поступил в медицинскую школу. Вообще-то он мой биологический отец, так что, думаю, я унаследовал его талант. Он был лучшим другом моей мамы еще со старших классов средней школы, потом они учились в одном колледже и были очень близки. Моя мама в детстве занималась разными видами спорта, поэтому она хотела, чтобы я тоже нашел что-то по душе.

– Он научил тебя играть? – спрашиваю я.

– Да. Это он постоянно твердил мне, что я могу быть лучше всех, если захочу. Он купил мне мои первые коньки. Повел меня на мою первую игру. Записал меня в молодежную лигу. Я стал немного одержим, как и со всем остальным, что мне нравится. Мамуля была счастлива, что я работаю в команде, потому что в то же время я любил творчество, но занимался им в одиночку.

В голове появляется образ маленького Генри, играющего в детский хоккей.

– Майлз живет в Мейпл-Хиллс? У него сейчас есть свои дети?

Генри берет меня за руку и нежно тянет за собой, чтобы встречный прохожий, уткнувшийся в свой телефон, не столкнулся со мной. Наши пальцы переплетаются, и Генри крепко сжимает мою руку.

– Он жил здесь, когда я был младше, но потом вернулся в Техас. Его мама заболела, и теперь он преподает там в колледже. Обычно я вижусь с ним несколько раз в год. Никогда не слышал, чтобы он с кем-то встречался, так что других детей у него нет. Он хороший парень, думаю, он бы тебе понравился. Он читает много книг.

– Чтение книг – это, безусловно, лучшее хобби, которое может быть у человека. – Генри толкает меня плечом и закатывает глаза. – Держу пари, он гордится тем, чего ты добился.

– Прогулки по кампусу за ручку с сексуальной девушкой? Возможно. – Теперь моя очередь закатывать глаза.

– О, так теперь мы шутим.

– Я не шутил.

– Я имела в виду, что ты стал капитаном своей команды.

– На данный момент.

– Генри-и-и-и.

– Хэлли-и-и-и, – пародирует он меня.

– Я знаю, что ты будешь праздновать День благодарения с родителями, а я на этой неделе буду работать, но я собираюсь на твою игру в выходные. Я попробую поменяться сменами, или уйти пораньше, или еще что-нибудь. Я хочу быть рядом, когда ты покинешь каток, – заявляю я. – Я надену твой свитер и буду выкрикивать твое имя.

– Ты можешь не возбуждать меня перед этой встречей, пожалуйста? – Я тихо ахаю. – Может, подождешь, пока Фолкнер выгонит меня из команды, прежде чем что-то менять.

– Ты же знаешь, что этого не случится.

Он смотрит на меня, когда мы останавливаемся перед зданием, которого я никогда раньше не видела.

– Правда?

Генри придерживает для меня дверь и провожает к скамейке в вестибюле.

– Будь с ним честен, пожалуйста. О чем бы он ни хотел с тобой поговорить, скажи ему, что ты слишком строг к себе.

– Я постараюсь как можно быстрее вернуться.

Моя электронная читалка еще не успела разогреться, когда Генри опять появляется. Я смотрю на свой телефон и вижу, что его не было всего десять минут.

– Все в порядке? – осторожно спрашиваю я.

– Да. Можешь доставлять неудобства своим коллегам, – говорит он, как будто я не сгораю от нетерпения узнать, в чем дело.

– Что он сказал? Ты быстро вернулся.

– Он спросил: «Ты в порядке?», и я ответил: «Да». Тогда он сказал: «Не похоже, что с тобой все хорошо», и я сказал: «Мне не нравится, когда мы проигрываем». А он сказал: «Мне тоже, и что же мы нам делать по этому поводу?»

– Ясно…

– И я сказал с большим энтузиазмом: «Выигрывать», потому что он любит энтузиазм. Тогда он сказал: «Хорошо, вчерашний срыв был единичным случаем?», и я ответил: «Да». После чего он сказал: «Иногда позволительно быть не в форме. Ты ведь человек, а не робот». И я сказал: «Приятно слышать». Потом он спросил меня, записался ли я на весенние занятия, и я ответил, что еще нет, поэтому он сказал: «Иди и сделай это», и я сказал: «Хорошо».

Генри засовывает руки в карманы и избегает смотреть мне в глаза.

– Значит, ты не сказал ему, что боишься подвести своих друзей и изо всех сил пытаешься осознать связь между поражениями команды и твоей ролью капитана, и это тебя серьезно расстраивает?

– Нет, об этом речь не заходила, – беспечно отвечает он.

– Генри, ради всего святого, пожалуйста, поднимись наверх и расскажи ему, что ты на самом деле чувствуешь.

– Нам пора идти, иначе ты опоздаешь на занятия.

– Генри, – почти умоляю я. – Пожалуйста, скажи ему, что тебе нужна дополнительная поддержка. Что, если вы снова проиграете в эти выходные? Я не могу видеть, как ты себя казнишь.

– Мы не проиграем. Ты там будешь, и ты – мой талисман на удачу. Это научный факт.

– Генри, наука так не работает. Мне кажется, я мало говорю тебе, какой ты вредный, – ворчу я, проходя под его рукой, пока он придерживает для меня дверь. Мы покидаем