Вовсе не такой я представляла себе свою жизнь, но в каком-то почти бредовом состоянии я быстро с ней смирилась. С моего места на полу мне отлично видна входная дверь, поэтому нетрудно заметить, как входит Генри и бросает на меня долгий, очень растерянный взгляд, прежде чем подойти и лечь рядом.

Я уверена, что он имел в виду совершенно другое, когда после окончания тренировки спросил, не хочу ли я с ним потусоваться.

Джой быстро покидает свою подстилку из моих волос и забирается на грудь Генри, счастливо мурлыча, когда он ее гладит. Он поворачивает голову и смотрит на меня.

– Ты упала?

– Да. – Я тянусь к телефону и выключаю свой плейлист с грустными песнями Тейлор, потому что Генри только что вышел из своей депрессии, и ему не нужно видеть, как я обливаюсь слезами, если заиграет «This is me trying».

– Почему ты грустишь, Кэп? – спрашивает он.

– Я не грущу, – вру я. – Я оптимистична, как всегда.

– Не вижу никакого оптимизма, – спокойно говорит он и, подражая мне, закидывает ноги на диван. – Ты как затишье после шторма или, не знаю, как откормленная панда.

Я фыркаю и уже перестала притворяться, что не делаю этого, потому что, очевидно, в компании Генри у меня все время вырывается этот звук.

– Как поэтично с твоей стороны. Добавлю это в свою биографию. Хэлли Джейкобс: начинающий писатель. Профессионально угождаю людям. Спокойная, как откормленная панда.

– Хэлли Джейкобс: Настоящий писатель. Отличный пекарь. Спокойная, как откормленная панда. Обладательница лучшей задницы в Лос-Анджелесе.

Ненавижу, когда он заставляет меня смеяться, хотя на самом деле я просто хочу закатить настоящую эмоциональную истерику.

– Ладно, теперь я знаю, что ты надо мной смеешься.

– Я видел много задниц. Могу подтвердить, что твоя мне нравится больше всех. – Я хмурюсь, пока он поднимается с пола. У Генри явно есть какой-то план, и я слежу за каждым его движением, пока он забирает ноутбук с моего живота и кладет его на диван. За ним следует мой телефон, потом электронная книга, и, когда уютное гнездышко, которое я соорудила вокруг себя, пустеет, он поднимает меня с пола и сажает на диван рядом с собой. После чего с легкостью притягивает меня к себе и перекидывает мою ногу через свои бедра, чтобы усадить меня себе на колени. Тут ему приходится приложить некоторые усилия, поскольку я не настроена уступать, но в конечном итоге у меня нет другого выбора, и я утыкаюсь подбородком ему в грудь.

Он заправляет мои волосы за уши и вздыхает.

– Почему ты выглядишь такой несчастной?

– Очевидно, потому, что ты дал мне недостаточно бамбука, – бормочу я, отказываясь поднимать глаза.

Касаясь пальцем моего подбородка, он запрокидывает мою голову назад и смотрит прямо мне в лицо.

– Что случилось, Кэп?

Я могла бы много с чего начать, но выбираю самую несуразную причину.

– Ты называешь меня капитаном, потому что я главная? Дело в том, что я не хочу ни за что отвечать. Я устала отвечать за все и вся и быть лидером. Я не хочу быть капитаном или заниматься семейными делами. Я так устала, и вся моя жизнь разваливается на части.

– Значит, когда я не хочу быть капитаном, все возражают, но когда ты этого не хочешь, то все в порядке? – Думаю, он пытается пошутить, чтобы разрядить обстановку, но я слишком несчастна, чтобы смеяться. Генри отводит руку от моего лица и крепко обнимает, прижимая к своей груди. Он гладит меня по волосам, и это приятное ощущение после того, как Джой расхаживала по ним. – Может быть, сначала так и было, но теперь я тебя так называю, потому что мы с тобой отдельная команда, и мы равны. Мне приятнее быть капитаном, когда я думаю, что делаю это вместе с тобой. Прости, что ты взвалила на себя основную нагрузку лидерства, ради тебя я буду стараться сильнее.

Я чувствую, что у меня все внутри переворачивается.

– Это так мило.

– Если ты больше не хочешь, чтобы я называл тебя кэпом, я перестану. Я могу придумать для тебя кучу других прозвищ. Панда буквально вертится на языке.

– Я не хочу, чтобы ты переставал, – признаюсь я. – Я хочу быть с тобой одной командой.

– Теперь, когда ты задала мне свой самый насущный вопрос, что еще заставило тебя плакать на полу?

Я самым спокойным, рассудительным и совсем неслезливым тоном объясняю, что все навалилось на меня и рухнуло, и теперь я чувствую себя так, словно погребена под тяжестью всего и вся.

Все тарелки, которые я крутила весь год, чтобы убедиться, что все остальные в порядке, начинают падать на землю и разбиваться вдребезги. И когда я осознаю, как много в жизни других людей я беру на себя, внезапно становится понятно, почему я скучаю по бабушке, единственному человеку, который никогда не заставляла меня чувствовать себя обузой. Я опускаю часть, которая касается моей книги, или, уместнее сказать, ее отсутствия, потому что знаю, что он спишет это на получение нового опыта, а проблема не в этом.

Проблема во мне. В отсутствии у меня стремления к тому, что для меня чрезвычайно важно. И причина, что я оказалась в таком положении, заключается не в том, что Генри не водит меня на свидания, потому что мы проводим время за другими делами. Он спрашивает, как у меня дела, а я говорю «отлично», когда на самом деле дела идут неважно. И эту проблему я сама себе создала.

Если я скажу ему правду, он подумает, что подводит меня. Генри и так уже находится под давлением из-за хоккея, и я не могу видеть, как он корит себя еще и за то, за что он не несет ответственности.

– Ладно. Для начала, думаю, ты должна перестать слушать эту песню про бабушку, – решительно заявляет Генри. – И ты должна начать говорить людям «нет». Включая меня.

– Ты говоришь так, будто это легко. Это нелегко, Генри, – бормочу я, все еще уткнувшись лицом в его теплую грудь.

– Легко. Я все время говорю «нет». Попроси меня уйти.

– Нет, я не хочу, чтобы ты уходил, – возражаю я, наклоняясь назад, и смотрю на него с выражением, похожим на ужас.

– Видишь? Вот как легко сказать «нет». Ты только что это сделала. Ты