Пытаюсь думать хоть о чем-то, кроме Романова. Заглядываюсь на гирлянды, которые Артемьевы, что живут под нами, развешивают на столбах. В этом году какие-то особенно красивые, не красно-синие, как обычно, а такие, что на фасадах дорогих ресторанов горят и на базе отдыха, куда мы с Данилом ездили, видела. Краснею, щеки покалывает на морозе, и…

– Ой! – Вздрагиваю, обернувшись в сторону, где видела Рафа минуту назад, а он уже прямо за спиной стоит. Жуть!

Роняю от неожиданности кисть и тут же отскакиваю назад, чтобы не запачкаться. А вот у Романова с реакцией посложнее, видимо. Или же он просто не ожидал от меня такой подлости. Да я и сама от себя не ждала. Правильно говорил сноб на живописи, что мне нужно укреплять запястья, чтобы стать художником. Никуда не годятся! В общем, итог таков, что мажорские белые кроссовки оказываются заляпаны синей краской, и, скажем так, до Джексона Поллока[23] мне далеко. И почему папа не обул Данила в старые галоши?

– Прости, я куплю тебе новые, – шепчу от стыда с опущенной головой. Так и смотрю неотрывно на его испорченную обувь, уже подсчитывая в мыслях, сколько она может стоить, если реплику такой модели видела тысяч за пять.

– Брось, ты не виновата. Это я подкрался и напугал тебя. Нужно было позвать.

– Нет, я серьезно, сколько бы они ни стоили, я выплачу в рассрочку, я…

– Остановись! – требует он и чуть встряхивает за плечи. – Не твоя вина и проблема. Да вообще полная ерунда.

Он стоит, склонившись ко мне так, что наши глаза находятся на одном уровне. Уверена, ему чертовски неудобно, но он терпит, чтобы я услышала его.

– Забудь, поняла?

– Поняла, – послушно киваю ему, сдавшись, а он, недолго думая, целует еще теплыми после горячего кофе из термоса губами меня в лоб. Это приятно.

– Я все вижу! – доносится издалека папин голос, и сдержать смех не выходит.

Мы смеемся, пока за нами наблюдают. Буквально все. Девочки во главе с Ветой вообще не скрывают, что обсуждают нас. Хихикают у другого конца недокрашенного забора, периодически указывая пальцами в нашу сторону, а сестра явно на правах инсайдера посвящает их в приукрашенные подробности того, что между нами происходит. Хотя… что на самом-то деле происходит? Здесь же не перед кем притворяться. Ушел бы Данил утром рано в спортзал, как собирался, – и не пришлось бы надрывать спину. Он мог и позже в любой момент сбежать под каким-нибудь предлогом. Да под каким угодно! А он… в общем, он все еще здесь и ведет себя так, будто мы и правда встречаемся. Ну, или где-то на пути к тому. И я не пойму, заигрался он или я ему… на самом деле… Потому что он мне неожиданно да. В эту самую секунду, когда смотрит на меня, когда в его жестах столько заботы, когда молчит красноречивее слов и поправляет на мне шапку – особенно. Неожиданно для самой себя приходится признать, что мне нравится Данил Романов, и это может стать чертовски большой проблемой.

– Ляль, ты будешь красить забор или нет? – кричит папа. – Мне Рафик твой тут нужен.

Рафик! Почему-то папа уцепился именно за то, как я по глупости назвала Данила при нем. И хорошо, что тот не понимает, откуда это взялось. Пусть лучше думает, что папа у меня с приветом.

– Пять минут, – выглянув из-за Данила, отвечаю в той же манере, а Романов поднимает брови и присвистывает.

– Хотел сказать, что мне нравится, как тебя мило называют Лялей, но теперь слышу стальной голос дочери подполковника МВД.

– Он уже все тебе рассказал? – стону я. Неизвестно, что еще папа ему выболтал. – И я терпеть не могу это сокращение. Ляля. Мне в феврале девятнадцать, а я будто навсегда останусь маленькой и никчемной.

– Я запомню. – Это о чем? – Но ты терпишь.

Все-то он замечает.

– Ты извини, что тебя вообще припрягли так… – перевожу тему. – Мне неудобно, но ремонт так неожиданно затеяли. Наш домсовет лет десять не мог добиться ответов, а тут все как-то быстро… – Я смотрю на строительные леса за спиной, где вовсю кипит работа. – Может, и не выселят нас.

– Не выселят, – твердо произносит Данил. – Я поговорил с парнями, которые фасадом занимаются. Они сказали, дом и на ветхий с трудом тянет, такие не сносят. Его не укрепляли стяжками, нет крена, несущая конструкция не нарушена.

– Но нам угрожали и говорили…

– Вот именно, что это слова и пустые угрозы. Хотели бы – молча выселили и построили… что там собирались? Торговый центр? А если не построили, значит, не могут. На самом деле у нас в стране вообще сложно признать дом аварийным, если только это не команда сверху.

– Да? – Я в очередной раз удивлена его глубокими познаниями в вопросе.

– У друга похожая ситуация была. Только он был по другую сторону. Бабушка его жила в доме, где потолок обваливался, и он пытался добиться, чтобы ее переселили. Ходил по инстанциям, пока не… помогли ему, в общем. А ваши шантажисты – трепло. Другой вопрос, стоит ли тебе тут жить, потому что пусть здание и не ветхое, но не то чтобы… Ты не подходишь этому месту, – выдает он вдруг, а я внезапно резко злюсь. Не из-за того, что он считает мой дом недостаточно хорошим, по факту так и есть. А потому, что в таком случае я ни к чему не подхожу – другого у меня нет.

– Нас все равно могут в любой момент выгнать, если вспомнят, что мы не должны здесь жить, – бурчу под нос. – Благодаря тем же шантажистам.

– Могут, – не пытается смягчить он.

– Поэтому… – Не знаю, стоит ли говорить с ним об этом, но мне кажется, что он смотрит на меня так, будто хочет поцеловать, и я вываливаю все как на духу: – Поэтому мы обсуждали дома, что нам делать. Папа сейчас много работает, старается откладывать по возможности. И если мы продержимся в таком режиме год-два, я продолжу работать и, может, учиться, то мы… может, мы насобираем на первоначальный взнос. Хотим взять ипотеку. А если мы с тобой выиграем в конкурсе, вдруг получится и раньше…

– Идея неплохая, за исключением пункта, где тебе снова придется пахать, как бессмертному пони. Я думал, ты участвуешь в конкурсе, чтобы оплатить учебу и больше не работать. – Данил