Как раз она самая, еще и умытая, появляется на кухне. Слава богу, одевшись.

– Извини моего папу. Он работал в полиции, а там свои понятия о вежливости, – говорю ему, а сама смотрю на его левый бок, теперь прикрытый футболкой, где должен быть шрам, о котором он говорил. Я не успела разглядеть, но знание этой детали сильно повышает мне настроение.

Возможно, поэтому меня не раздражает Вета, которая следом за Данилом вползает на кухню в поисках кофе. И Рита, которая, как шпион, пытается слиться со стенкой, замерев в углу. Слегка многолюдно для помещения три на три, где еще стоит стол, плита и холодильник, но нам не привыкать. Вета нагло усаживается на подоконник, а Рита опирается костлявым бедром на столешницу. И после все наблюдают, с каким аппетитом мой фиктивный парень и гроза университета Данил Романов уминает яичницу с простой докторской колбасой вместо ресторанного бекона.

– Нагулял аппетит, смотрю?

Папа наклоняется вперед, вперившись ментовским взглядом в Данила, как в преступника, пытается давить на него.

– Фкусна офень, – с набитым ртом отвечает тот.

Папа опускает голову ниже и говорит пугающе серьезным тоном:

– Ты жуй-жуй, да не подавись. Знаешь, я ведь, когда работал еще, такие висяки раскрывал. И кражи в особо крупных размерах, и мелочевку всякую. Да-а. В пятьдесят седьмом доме у друга моего, участкового, машину из-под носа прямо увели. А у нас у деда – помер, царство ему небесное, когда Дукалис его облюбовал, – колесо с «газели» скрутили. Такую мы облаву устроили! Я лично хулиганье в ментовку за шкварник оттащил, хотя надежды отыскать их не было почти никакой. А сколько я богатеньких буратино пересажал, которые воду мутили…

– Это вы к чему?

– Папа очень тонко намекает, что из-под земли достанет тебя, если ты нашу Ляльку обидишь, – громко и невоспитанно отпивая кофе из любимой кружки с наполовину стершейся надписью «Я – королева», выдает Вета.

– Да я и не собирался как-то.

– Даня, ты прелесть! – улыбается она ему так широко, что щеки вот-вот треснут, и посылает всем нам воздушный поцелуй. – Чао-какао, не скучайте!

– Так, ладно, расселся, фраер, – почти сразу подхватывает папа и, подгоняя, уводит за собой Романова, который доедает завтрак уже на ходу, а мне приятно, что никак не оторвется. – Поможешь нам с мужиками сарай во дворе разобрать. Хотим снести его, а там хлама натащили…

Данил оборачивается, и я одним взглядом и сложенными домиком бровями пытаюсь извиниться и сказать, чтобы не переживал: папа у нас только на словах злодей, а так самый справедливый человек во всем мире.

– Я, кстати, поправил контакт на твоей плойке. – Раф подмигивает мне, чтобы вроде как и не думала переживать. – Вета сказала, плохо работала.

Киваю, потеряв дар речи от неожиданной заботы, и наблюдаю, как Данил уходит, все равно беспокоясь за него.

– Это несправедливо, что тебе можно водить парней, а мне нет! – возмущается Вета, затягивая волосы в высокий хвост, когда я, помыв за всеми посуду, возвращаюсь к себе в комнату – проходной двор, чтобы собрать диван.

– Если ты приведешь сюда Пашу, я тебе твои патлы отрежу.

Удивляюсь, когда слышу непривычно агрессивный тон Риты, взявшейся из ниоткуда. Ничего не пойму.

– Пашу? Это того, который твой парень? – спрашиваю Риту.

– Ее бывший парень! – поправляет Вета, ткнув указательным пальцем вверх, и тут же пропадает в облаке лака для волос, от которого можно задохнуться. – Она сама его бросила.

– А она пытается его теперь охмурить, – злится Рита. – И у меня от этого мигрени.

– Вы о том самом Паше? – растерянно спрашиваю я. Это из-за него ссорятся девочки? Из-за грубоватого, коротко стриженного парня, в котором нет ничего особенного, кроме любви к рэпу и… ну, я всегда считала, что к Рите.

Они с ней, кажется, еще на один горшок ходили – так долго знакомы. И хотя с первого взгляда могли показаться довольно странной парой, точно подходили друг другу: Рита с ним становилась смелее и сильнее, а его резкие черты характера обтесывала, как камень в море. И несмотря на то, что ему всегда легче было пустить в ход кулаки, чем мирно решить вопрос, я радовалась, что сестру есть кому защитить, поддержать (а иногда втянуть в неприятности, но куда без этого). И, конечно, держать за руку, чтобы ту на прогулке ветром не сдуло.

– Ага, он, между прочим, раскачался. Такой секси стал. И волосы чуть отросли, больше гопника не напоминает, – болтает без умолку Вета.

– Он и не напоминал, – уже закипает, судя по голосу, Рита.

Давно ее такой не видела. Переживаю, потому что Вета ссору за порогом уже забудет, а у Риты потом голова три дня будет болеть.

– И ты дура, если думаешь, что он поведется на тебя, просто потому, что мы похожи.

Вета улыбается, разводит руками, демонстрируя свой наряд в облипку – джинсы и белую рубашку в моем стиле, только размера на три меньше, чем ей нужен, грудь вот-вот вывалится из выреза, и виднеется кружевное белье.

– Я же улучшенная версия тебя, как он устоит? И, кстати, мы играем в одном номере на школьном новогоднем концерте. Ты же всегда отказывалась принимать участие. Он читает рэп, а я пою припев. Классно, да?

Рита бросается вперед, я еле успеваю встать между ними.

– Брейк, девочки! Вета, блин!

– Что? – недоумевает та, вылупив на меня глаза. – Она с ним рассталась. Он ей не принадлежит. А у нас с ним единение душ, между прочим!

Рита пытается меня оттолкнуть, а я пихаю Вету, чтобы проваливала.

– Я тебе сейчас такой душ устрою! А как же сестринский кодекс?

Я думала, у нас такое недопустимо. Потому что для меня… для меня – точно нет.

– Рита русским языком сказала Паше, что он ей не нужен, а мне – что они больше никогда не будут встречаться. И не ори на меня, иначе сама себе маникюр будешь делать!

Прекрасно. Шантаж и провокации – обычный день в семействе Лариных. Вета сбегает, не попрощавшись и прихватив сумочку, которой хочется треснуть ей по башке, а я смотрю на Риту, которую сейчас по-особенному жалко, и точно знаю, что она меня за эту самую жалость ненавидит.

– Не хочешь вмешаться? – спрашиваю ее. – Думаю, если ты ей все нормально объяснишь, Вета поймет. Не такая она дура, какой хочет казаться.

Рита безразлично пожимает плечами, но я чувствую фальшь в каждом рваном, нервном движении.

– Она права. Я сказала, что мы расстались