– Саня! – ругается полная миловидная женщина, которая тут же прикладывает его по затылку тяжелой рукой.

– Что «Саня»? Я от Палыча слышал, чем городские-то увлекаются. У него сын уехал и…

– Палыч твой извращенец, а Тимур не такой.

Странно слышать, что Тим не пытается исправить кого-то, кто зовет его полным именем, которое он не любит, потому что его в детстве сильно дразнили: «Кошка Мурка влюбилась в Тимурку», «Тимур купил двести кур», «Король дур», «Деревянный гарнитур» и дальше в этом стиле. С родителями он вообще совершенно другой. Молчит, как будто воды в рот набрал. Напуганным кажется. А зря. Знали бы его предки, какой талант у них вырос. Но Тиму приходится врать, чтобы угодить им, и с ходу рассказывать, как он перебирает машины в мастерской, где подрабатывает в свободное время. Его-то холеными ручками, ага.

– Бросал бы ты учебу эту и работать шел, как нормальные мужики, – возмущается его отец, а мама снова отвешивает мужу затрещину. И тотчас мило улыбается, знакомясь с нами.

– Друзья – это всегда хорошо. – Она вручает каждому по банке закруток, девочки переглядываются между собой, не зная, что с ними делать. – А где же Танюшка-то? Бабка ей носки связала, шерстяные, теплые, чтоб не мерзла, передала через нас…

– А Таня… она… – заикается друг.

Хочется ему помочь, но не знаю как, чтобы не разрушить его легенду, больше похожую на шаткий карточный домик, который не выдержит и легкого сквозняка. Зато Лиза подходит и демонстративно берет его за руку, что не ускользает от внимания родителей.

– Значит, правду Палыч говорил, – гнет свое отец. – Городская жизнь любого во блуд заведет.

– Таня сама от меня ушла, – чуть осмелев и крепко сжав протянутую руку помощи, объясняет сбивчиво Тим. – А с Лизой… да. Это Лиза, мам, кстати. Моя… ну, э-э-э… – Он почему-то смотрит на меня, будто спрашивая разрешения произнести это.

– Да, я его девушка, – сообщает Лиза, которой оно не нужно.

Кошусь на Лилю. Та, бедная, вообще запуталась в происходящем, сжимает крепко баллон с помидорами, чтобы не уронить, а я мотаю головой. Пусть и не пытается разобраться во всем сама. Потом. А сейчас Лиза целует Тима в щеку, отчего он краснеет так, что Лилина куртка позавидовала бы.

– Бабка бы тебя крапивой отхлестала за грешную жизнь, – недовольно бурчит его папа, а у меня в голове следующую строчку запевает Меладзе. – Так и будем стоять на пороге? Хоть подстригся бы, на девку похож.

– А мне нравится, – заявляет Лиза, и от меня не ускользает то, как улыбается мама Тима.

Мелкая, конечно, мочит, но зато друга можно оставить в надежных руках.

– Вы только до внучат распишитесь, чтобы не говорили у нас плохо о вас, – шепчет она тихо ребятам. – А Танька-то мне никогда не нравилась. Шальная девка была, такие слухи про нее в поселке ходят… мама не горюй! Носки себе оставлю, а то мерзну. Холоднее у нас сильно, хотя что тут ехать? А Лиза-то красавица, щечки такие. Не то что Танька – кожа да кости. Да, Саня?

А Саня уже изучает вид из окна да приговаривает себе что-то под нос. Лиза, пока никто не видит, указывает нам глазами на дверь. Считываю ее морзянку, что во всем сама разберется. Не лезу. Думаю, она знает, что делает. И надеюсь, у Тима прорежется голос, а то он и для меня Тимуром станет. Забираю у Лили баллон из рук, ставлю его в угол и подталкиваю ее к выходу, пока все заняты. Она все равно вежливо прощается, и это стоит нам пяти лишних минут времени.

– Ну, и что это было? – интересуется, когда мы спускаемся на лестничную площадку этажом ниже.

– Не спрашивай.

– Это родители Тимы? Тебя выгнали? Где ты будешь ночевать?

Я улыбаюсь, потому что, когда смотрю на нее в этих наушниках, мне кажется, что она меня не слышит, а они почти незаметно сдвинуты чуть вперед.

– Столько вопросов. Как будто ты переживаешь за меня.

– Опять ты…

Я перехватываю ее ладонь, которой хотела толкнуть меня в плечо. Контакт кожи с кожей дает о себе знать легким жаром, растекающимся по венам как раз от того места, где мы касаемся друг друга. Секунду медлю, прежде чем ответить на ее предыдущий вопрос.

– Найду где. – Сам размышляю, куда податься, и родителей отметаю сразу. – Гостиниц по городу полно.

Лиля кусает губу, на которую я откровенно пялюсь. Наверное, поэтому до меня долго доходит смысл ее слов.

– Можешь остаться у меня. Если, конечно, принцесса не боится трущоб и не собирается сбегать оттуда снова.

Хмурюсь. О чем она? Мне не нравится ни ее тон, ни намек. Придурки из чата ее убеждают в этом дерьме?

– В смысле?

– Ну, если ты не хочешь… – тут же сливается она, перепугавшись, что соглашусь.

– Эй. Я хочу.

Вижу, что жалеет. Паника в глазах. Уверен, предложила, чтобы посмеяться, не думая о последствиях, я же теперь не собираюсь отступать.

– У нас просто сегодня никого нет. Папа на смене, мама уехала к бабушке. Дома только сестры мои, но они не в счет. И ты же хотел в гостиницу…

– Это дорого.

– Ты сказал…

– Соврал; ночевал бы на вокзале, – вру я. – Денег нет.

– Врешь.

Без сомнений.

– А ты меня обыщи.

– Так на картах же все, разве нет? Двадцать первый век сейчас или что? Даже попрошайки на улицах просят перечислить на карту.

– А мы вложились с Тимом, счета на нуле. Я бедный, несчастный и без крыши над головой.

– А несчастный-то почему?

Я пожимаю плечами, оставляя эту тайну при себе. Лиля знает, что я вру. Мы оба это понимаем. Смотрим друг на друга – кто кого. А потом она шепчет: «Ну ладно, пойдем» – и спускается первой. Я для нее уже придерживаю дверь подъезда, и… мы и правда идем. На автобусную остановку. Вдвоем. А я молчу о том, что машина припаркована в десяти метрах. Пусть Лиля рулит. Это увлекательно. И нужно сказать Тиму стереть подчистую этот тупой чат.

Глава 19

Она

Ромео все равно не жить

Я просыпаюсь на чем-то жестком. Подбородку больно, нос, по ощущениям, съехал набок. Первая мысль, что подушка каким-то волшебным образом затвердела. Вторая – что это из-за Веты, потому что в таких пакостях всегда виновата она. Третья лучше – что подушка теплая, будто в нее запаяна грелка, и вкусно пахнет. Это