Мысли о Джуде вызывают у меня дополнительный груз вины. За последние несколько недель моя жизнь была в опасности больше раз, чем я могу сосчитать. Мне не удается забыть, что все, чего он хотел, — это чтобы я была в безопасности, о чем он всегда говорил, но я не могла этого понять в тот момент.

Это высокое осознание, которое означает, что я должна ему извинения.

Но это придется отложить до тех пор, пока все не закончится. Я не могу вынести мысль, что неприятности могут последовать за мной прямо к порогу дома Джуда. Он этого не заслуживает, и я не могу подвергнуть опасности Дженну и остальных посетителей спортзала, поспешно отправляясь туда.

Вместо этого я провожу следующий час на беговой дорожке, заставляя себя бежать все быстрее и быстрее, пока пот не начинает стекать по моей спине. Мои ноги стучат по беговой дорожке, пульс бьется в шее с каждым километром. Когда я больше не могу, я поднимаюсь наверх, чтобы принять душ. Солнце садится — еще один час ближе к засаде.

Смыв последние следы грязи и слой кожи, я закутываюсь в тонкий атласный халат, завязанный на талии. Порез на щеке почти зажил, и, похоже, шрама не останется. Волосы капают мне на плечи, поэтому я вытираю их полотенцем, пока они не высохнут, а затем наливаю себе стакан виски. Кажется, в эти дни янтарная жидкость — мой единственный друг. Первый глоток обжигает язык, но я наслаждаюсь этим жжением. Это Кэл научил меня, когда мы были молоды — наслаждаться мимолетными моментами, даже если они обжигают. Эта мысль заставляет мою руку замереть, но только на мгновение.

Я пересекаю комнату, усаживаюсь на диван и снова беру в руки потрепанный экземпляр «Ромео и Джульетты». Я уже почти закончила, когда Кэл наконец входит в комнату.

Его шаги тихие, но я не отрываю взгляда от страницы. Он останавливается рядом со мной, а я продолжаю игнорировать его.

— Рен. — Его голос мягкий, нежно напоминающий о том, каким он может быть, когда хочет.

Я вздыхаю и делаю еще один глоток виски. Он согревает мое горло и оседает внизу живота.

— Рен, пожалуйста.

Наконец я поднимаю глаза. Его красивое лицо омрачено хмурым выражением, от которого у меня скручивает живот.

— Ты едва смотришь на меня. Скажи, что случилось?

Я резко смеюсь.

— У нас нет столько времени, чтобы я рассказала все причины. — С этими словами я возвращаюсь к своей книге, но Кэл вырывает ее из моих рук. Он не говорит, просто ждет, пока я замечу его присутствие.

Покачав головой, я наконец встречаю его взгляд.

— Ты был в Abstrakt.

Он хмурится, а его глаза сужаются.

— Чтобы увидеть Киру.

Его глаза широко раскрываются, в них мелькает понимание. Он сглатывает слюну и проводит рукой по подбородку. Он выглядит темнее, чем обычно, после долгого дня на его лице появилась щетина. Он выглядит хорошо. Слишком хорошо. И это убивает меня. Потому что я все еще сплю в его постели, хотя поклялась, что он больше никогда не займет место в моем сердце. Но где-то в течение последних нескольких недель он снова пробрался в него. С каждым украденным прикосновением, каждым задержанным взглядом я не знала — не могла знать — что я уже была потеряна с того момента, как согласилась на этот безумный план.

Я подхожу к французским дверям, чтобы посмотреть на луну. Яркая полная луна освещает спальню. Кэл сбрасывает пиджак, и тот мягко приземляется на деревянный пол. Я слышу его шаги за спиной. В следующий миг он вторгается в мое личное пространство, закрывая мне вид на луну и обхватывая мое лицо своими мозолистыми руками. Его большие пальцы скользят по моим щекам, так нежно и так привычно.

Его горло поднимается.

— Рен, я не предавал тебя.

Я пытаюсь вырвать свое лицо из его рук, но он сжимает его еще сильнее. Его хватка твердая, но не болезненная, и моя кожа краснеет от его доминирования. Глаза Кэла ищут мои. Мой пульс учащается, тепло от виски заливает мое лицо. Тишина растягивается, пока мы стоим в темной комнате, не обмениваясь ни словом, кроме безмолвной мольбы в его карих глазах.

— Я не изменял.

Каждый раз, когда он это говорит, это как удар в грудь.

— Не ври мне, Каллахан. Я видела это собственными глазами. Оба раза. — Возмущение покалывает в кончиках моих пальцев. Они дрожат у меня по бокам, пока Кэл продолжает держать мое лицо.

Кэл хмурится еще сильнее.

— Оба раза? — спрашивает он. Он качает головой, как будто отгоняя мысль, и продолжает: — Рен, ты меня не слушаешь. Я никогда не изменял тебе. Ни тогда, ни тем более сейчас. Почему ты думаешь, что я изменил тебе сейчас?

Его признание смешивается с легким опьянением от алкоголя, и я с трудом пытаюсь понять его слова. Он никогда не изменял? Из моей груди вырывается сардонический смех.

— Так теперь ты еще и лжец? — Еще один смех, на этот раз чистый, нескрываемый гнев. На моем лице появляется злобная улыбка, и я вырываюсь из его рук.

— Лорен, я не...

Я прерываю его взмахом руки и направляюсь к гардеробной.

— Даже не пытайся.

Крепкая рука хватает меня за бицепс и тянет обратно к его груди. Он не отпускает.

— Мне нужно встать на колени и умолять? Раскрыть грудь, чтобы показать тебе, как я разбит? — Его голос резкий, почти на грани срыва. — Это то, что тебе от меня нужно? — Его грудь поднимается и опускается от учащенного дыхания, говоря мне о том, как мало у него осталось терпения.

Его слова висят в полутемной комнате. Напряжение нарастает там, где его рука сжимается, и я тихо вдыхаю воздух. Тепло его крепкого тела прожигает мой атласный халат, затуманивая мои чувства. Я неопределенно бормочу:

— Это было бы началом.

Я благодарна, что он рядом со мной, потому что у меня уже нет прежней силы духа. Я уже так близка к тому, чтобы отпустить боль, которую так долго носила в себе. Это изматывает, и я готова оставить ее в прошлом.

Другая ладонь Кэла сжимает мое бедро, крепко прижимая меня