— О том, как прошла встреча, Лорен.

Его слова возвращают мне в память, почему я здесь и почему он мне нужен. Я сдаюсь с стоном.

— Мне нужен кофеин.

Кэл улыбается, и его губы изгибаются в дурацкой улыбке, от которой у меня в животе затрепетали бабочки. Он возвращается в столовую и возвращается с кофе в каждой руке. В левой руке у него черный кофе, а в правой — кофе со сладким карамельным вкусом, как я люблю. Я поднимаю бровь, но беру кофе и следую за ним в его офис.

Когда мы доходим до его кабинета, он сразу направляется к своему столу и опускается на него с видом поражения, который так не похож на него. Он глубоко выдыхает, а затем делает очень длинный глоток кофе. Я заворожена тем, как его горло поднимается при каждом глотке. Затем я замечаю свежие раны на его костяшках. На одной руке повязка, а другая лишь слегка поцарапана. Что произошло прошлой ночью? Когда он наконец заговаривает, я выхожу из транса, в который он меня ввел, и сразу же чувствую, как кровь приливает к щекам. Он заметил, что я смотрю на него.

В моей голове мелькают обрывки горьких — и смутных — событий прошлой ночи. Они смешиваются с давней болью одиннадцатилетней давности, пока не становятся практически неотличимыми. Кислота жжет мое горло, и я прогоняю ее несколькими глотками сливочного кофе.

Наконец, Кэл вздыхает и начинает:

— Это тот, кто подходил к тебе в доме Эдвардсов? — Он сдвигает фотографию по столу.

Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть ее, но все и так ясно с самого начала. Я киваю, и между бровями появляется вопрос.

— Это Петр Агапов. Его отец владеет небольшой транспортной компанией. Петр пытается закрепиться в Розуэлле. Силой. Он стоит за пожарами на складе и исчезновением женщин. Они планируют вывезти их за границу. Элис должны отправить вместе с остальными.

Мое сердце замирает, и я задерживаю дыхание. Жар накрывает меня, и каждое слово Каллахана вызывает покалывание на коже. Несмотря на то, что образ Петра уже запечатлелся в моей памяти, я внимательно изучаю фотографию. Моя рука частично попала в кадр, и видно, как я крепко сжимаю стакан с виски. В тот момент я молилась о спасении, о том, чтобы Кэл ворвался и спас меня от человека, который так самонадеянно вторгся в мое личное пространство.

А теперь у него есть Элис.

Все мысли о поиске Мейсона отходят на второй план. Мейсон выбрал свой путь — глупый, если можно так сказать. Он решил обратиться к Элиасу и Леону. И, как и наш отец, он сам ответственен за свои решения. Хочу ли я спасти его? Конечно, хочу. Я никогда не перестану его искать.

Но Элис?

Элис невиновна. Она просто случайный свидетель, который оказался в плохой компании — со мной.

Решимость опускается на меня, как тяжелое одеяло. Я отталкиваю свой гнев — свою боль — и снова сосредотачиваюсь на Каллахане.

— Какой план?

Глава двадцать третья

Кэл делится планом по нападению на порт в четверг вечером. Мне не терпится отправиться туда прямо сейчас, но он объясняет, почему мы должны подождать. Мне это не нравится, но я понимаю. Все мои мысли устремляются к Элис, и мое сердце разрывается.

Итак, после часа, проведенного за изучением подробностей встречи Каллахана с Роуз, я возвращаюсь в нашу комнату с тяжелым сердцем. Все вокруг меня страдают, и я начинаю задаваться вопросом, не притягиваю ли я к себе несчастья.

Курсор на моем ноутбуке мигает, и я сдерживаю стон, прикрывая рот кулаками. Я кладу подбородок на колено, опираясь ногой на стул, и смотрю на пустую страницу, ища слова. В коротком письме от Эммы, моей редакторши, она сообщила, что ей понравился финал моей последней книги. Все идет к войне между соперничающими семьями, и сейчас это слишком близко к реальности. Просидев около двадцати минут, уставившись в экран, я стону и захлопываю ноутбук. Слишком сложно сосредоточиться на вымысле, когда все кажется слишком реальным.

Солнце опускается низко, окрашивая облака неземным закатом. Пастельные розовые и оранжевые оттенки смешиваются, пушистые облака уплывают все дальше и дальше. Я подхожу к барной тележке и наливаю себе выпить. Судя по итогам моей встречи с Кэлом, я сейчас мало что могу сделать, и это меня убивает. У них есть план, у них есть люди. Все зависит от того, найдут ли они подходящий контейнер и дождутся ли четверга вечера.

Меня убивает это ожидание. Мои суставы устали от хруста, а кожа головы болит от того, что я столько раз беспокойно проводила рукой по волосам. Возможно, выпивка успокоит мои нервы.

Выпив один стакан, я понимаю, что это, может, и не помогает избавиться от беспокойства, но хорошо отвлекает. Еще пятнадцать минут я просматриваю книжную полку и наконец выбираю экземпляр «Ромео и Джульетты». Это вызывает во мне прилив возбуждения. Как я могла пропустить это раньше? Корешок изношен, что говорит о том, что я не первая, кто читает эту книгу. Я провожу пальцами по трещинам и представляю, как Каллахан сидит, свернувшись калачиком перед камином, с этой книгой в руках. На моем лице появляется грустная улыбка. Остаток вечера я провожу, читая изношенную книгу в мягкой обложке, игнорируя тяжесть век.

Наконец, когда луна ярко освещает комнату, я сдаюсь. Я сворачиваюсь калачиком под одеялом и говорю себе, что меня не беспокоит то, что я не видела Каллахана весь день.

Когда сон наконец одолевает меня, я слышу шуршание матраса. Легкое движение говорит мне, что Каллахан наконец-то лег в постель. Слишком поздно, я уже заснула.

Следующие два дня проходят в том же духе.

Когда я пытаюсь писать, я обнаруживаю, что мой источник творческого вдохновения полностью иссяк. То, что обычно было бесконечным источником идей, теперь превратилось в бесплодную яму с пыльной золой. Так что последние сорок восемь часов я провела, бродя по обширным залам резиденции Кин, несколько раз пообедав с Дарлой и делая именно то, в чем Маттиас обвинил меня в то первое утро — шпионя.

К сожалению, я не нахожу ничего существенного. Мне хочется обыскать кабинет Кэла, но он, кажется, никогда его не покидает — разве что поздно ночью, когда я уже сплю, он крадется в свою комнату.

Наступает день четверга, и мои нервы на пределе. Мое колено не перестает