детка».
Му-гу, как же — доброй!..
Мои ночи уже давно перестали быть добрыми, ведь именно с наступлением темноты в моей рыжей голове и начинает бродить всякая муть — оживают страхи и расцветают обиды. Вот и сейчас — Горский отключился, а я вспомнила, что он даже с Новым годом меня не поздравил. Впрочем, как и я его. Какие трепетные отношения!
Прохладный душ освежил тело, остудил голову, и даже ночь немного подобрела. Самую малость. Теперь вместо обиды и злости я ощущаю растерянность. Слова Гора о свободе выбора не дают мне покоя. Наверное, это глупо и странно, но если задуматься… ведь я никогда не чувствовала этой свободы. Не то чтобы меня кто-то намеренно ограничивал, но как-то так случалось, что либо я пролетала мимо целей, либо цели находили меня сами и стремительно нападали, не оставляя мне выбора.
То ли дело наша мама — вот у кого свобода! Да ладно, бог с ней, с мамой — такой себе пример. Но мои девчонки, пчёлки мои неугомонные, ведь обе отхватили то, к чему стремились, и теперь каждая при любимом мужчине и любимом деле. Это ли не счастье?
И только я, овца ведомая — с первого взгляда как в омут — сразу в любовь, в койку, замуж… и мозги по ветру, и предостережения по хрену… А в итоге — вся жизнь всмятку.
Даже в работу меня Пал Ильич внедрил. Ему, конечно, низкий поклон… вот только где я сама со своими мечтами?..
Наверное, моим единственным упёртым выбором и настоящей борьбой стал танец. Он позволил мне не сломаться и за несколько лет превратил неуклюжую корову в… ну не в бабочку, конечно, зато в очень энергичную и пестрокрылую трясогузку. Вот, собственно, и все мои невеликие достижения.
И даже Горский, который так неожиданно напомнил мне о выборе, стал той мишенью, что настигла и придавила стрелка. А теперь лети, говорит, куда хочешь. А мне некуда улетать… да и страшно. И назад никак нельзя. Мы оба понимаем, что там, в загсе, Гор вытолкнул меня за черту невозврата. А потом и ещё наподдал… так больно и унизительно! Нет, такое не забывается.
А я… вот же дура! — всё ещё как будто с ним — вцепилась в распахнутую дверцу и балансирую между сытой и надёжной клеткой и пугающей неизвестностью. В ожидании третьего пинка.
Как же я дошла до такого?..
Возможно, узнай я об измене Гора, мне было бы гораздо легче от него оторваться. И если уж быть честной, то я ждала этого, даже хотела подсознательно. Только ведь Горский не даст мне в руки такого козыря. Но и бороться за меня тоже не станет. А мне очень хочется верить, что он ни за кого не стал бы бороться.
А ещё счастья для него хочется… но только пусть не сейчас — потом, когда я сама определюсь с направлением и больше не захочу оглядываться. Чтобы не видеть, как он счастлив не со мной.
Эгоистично? Знаю. Но иначе не получается.
Завернувшись в мягкое полотенце, я босиком пересекаю свою комнату и подхожу к окну. Рябинин всё ещё сидит на террасе и смачно прихлёбывает вино из бутылки. Эстет! От этого зрелища у меня мгновенно пересыхает во рту, и так хочется найти предлог, что оказаться сейчас рядом с ним… хотя бы просто помолчать вдвоём. И ведь, казалось бы, что может быть проще?.. Но как же это мучительно сложно!
С тяжёлым вздохом я покидаю свой наблюдательный пункт и, схватив бутылку с водой, залпом выпиваю остатки. Вода почти горячая — гадость какая! Снова подхожу к окну… вот дура! Да хватит уже на него пялиться!
Насильно загоняю себя в постель, хотя и понимаю, что уснуть не получится. Подсчёт овечек тоже вряд ли поможет, тем более в этой комнате их негусто. Раз овца… Всё!
А может, мне к океану прошвырнуться? Ну а что, захотелось мне ночью поплавать. Вода тёплая, небо звёздное — красота! Вадик ведь точно одну не отпустит и потащится следом. А там… под звёздами…
Нет!
Промаявшись ещё невесть сколько времени, я сползаю с кровати и топаю в гостиную за холодной водой.
— А-а-а! Блядь! — испуганно и сипло горланит Инесса и отпрыгивает от меня с поразительной прытью. — Алекса!.. Фух, испугала насмерть! Ты что тут в темноте бродишь, как привидение?
— А Вы? — я смеюсь, хотя тоже немного испугалась.
— Ой, а мы с Жоржиком так хорошо погуляли! Там сейчас такой свежий приятный ветерок, что даже уходить не хотелось, но я уже засыпаю на ходу.
— А Жорик где?
— Так он только что зашёл, а я там с Вадькой задержалась, — Инесса понизила тон и заговорщически зашептала: — Ты не выглядывала? А то ведь сидит твой — караулит. Может, тоже прогульнёшься с ветерком, м-м?
— Неа, я к холодильнику за водой и спать пойду.
— Ну как знаешь, милая, — сочувственно протянула Инесса и вдруг снова оживилась: — А Егорка-то к нам не приедет?
— Да он, скорее, уши себе отморозит. И вообще, он сказал, что я свободна, как мышь в амбаре.
— Прямо так и сказал? — разволновалась Германовна.
— Почти. Говорит, разберись сперва со своими хотелками.
— А что, правильно сказал. Ну и?.. Ты уже разобралась или в процессе?
— Да ничего я не хочу, — я отмахиваюсь и, обогнув Инессу, иду к холодильнику.
— А вот это ты зря, деточка, — Германовна следует за мной по пятам, — потому что на твоё «ничего мне не хочу» у тебя нихуясь и не будет. Слышишь, Сашуль? — она хватает меня за руку, заставляя притормозить у лестницы, и заглядывает в глаза. — Ты далеко-то не загадывай, просто расслабься здесь и сейчас. Ты же в отпуске, милая, освободи свою головку от всякой надуманной ерунды и делай то, что ты хочешь. Понимаешь меня?.. Хватайся за любые свои хотелки, даже самые безумные. Ты ж молодая, красивая, а главное — свободная! Пользуйся, Сашка, отпусти себя в отпуск! Без принципов, без оглядки — только для удовольствия! — Инесса встряхивает меня за плечи и даже становится на носочки, чтобы приблизить свой взгляд. — А потом вернёшься домой, соберёшь снова мозги в пучок и решишь, что оставить, а что отставить. Да?..
— Я подумаю, — невольно улыбаюсь собственным шальным мыслям и чмокаю Инессу в щёку. — Спасибо Вам!
— Вот и умница, — ласково воркует она.
А со второго этажа вдруг доносится Стешкин сдавленный писк.
— Эх, где мои двадцать⁈ — весело шепчет Инесса и тянет меня подальше от лестницы. — Пойдём-ка, а то