- А-а, аха-аха… - каждый глоток воздуха причиняет боль. Не раненое сердце истекает кровью, сжимаясь от боли. Я убийца.

- Лизка, всё хорошо. Ты молодец. – Янка вцепляется в меня стальной хваткой, прижимает, убаюкивает, как ребёнка. – Ты справилась. Ты смогла. Ты мой герой. Ты спасла себя, спасла Демьяна. Ты это сделала. Ты молодец.

Шикаю, когда в плечо колет что-то острое, мгновение, и меня начинает отпускать, погружая в темноту и покой.

«Прибрежный песок очень тёплый, и морские волны, накатывающие на мои ноги, не уступают ему. На невероятно голубом небе светит яркое солнце. А лёгкий ветерок, шелестящий в лиственных кронах, дарит вселенский покой и умиротворение.

- Я знал, что найду тебя здесь. – рядом присаживается Мотя, обнимая руками свои колени. – Здесь красиво.

- Да, намного лучше, чем в лесу. Ты же помнишь, я всегда мечтала жить на берегу.

- Помню, Лизун, помню. – вздыхает покойный муж.

- Как ты думаешь, Глеб, правда, всю жизнь любил меня? Ну, ты понял. – поворачиваюсь к нему, разглядывая до боли знакомый профиль. Родные черты лица, врезавшиеся в память, не стёрлись за эти полтора года.

- Я не думаю, я знаю правду. И ты тоже её знаешь. – Мотя посмотрел на меня, и я всё поняла, по его глазам.

- Ты простил его?

- А ты?

- Он умер у меня на руках. Я всё равно на него злюсь, и немножко ненавижу.

- Это нормально, Лизун. Мне уже всё равно. Я простил его почти сразу. Что толку, если бы Борский убил в тот день нас двоих, а так у него был шанс помочь тебе. – Матвей наклонился и потёр большими пальцами себе лоб.

- А меня, ты сможешь простить? – нерешительно спрашиваю, того, кто давно мёртв.

- Мне не за что тебя прощать, любимая. Это тебе следует простить меня, и себя, как видимо, заодно. – Мотя провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке и поцеловал ледяными губами. – Я хочу, чтобы ты была самой счастливой на свете, чтобы каждый день вставала и радовалась своей новой жизни, Лизун. Я так отчаянно желал сделать тебя счастливой при жизни, что ты просто обязана быть таковой после моей смерти.

- Я всё ещё люблю тебя. – нежно шепчу, прикрывая глаза, из которых уже готовы пролиться слёзы.

- Я знаю. Просто его ты любишь больше. Это правильно, он красава, чёткий мужик. Правда… да ладно, не суть. А теперь открывай глазки и просыпайся.

- Нет, подожди. Ты приснишься мне ещё, хоть раз?

- Нет, драгоценная моя, но я скоро вернусь к тебе. Обещаю»

Первое, что вижу, открыв глаза, это улыбающееся лицо Янки. Она по-матерински гладила меня по волосам, заботливо поправляя подушку. А стоило едва, пару раз, провести языком по пересохшим губам, помогла приподняться и попить воды.

- У тебя случилась истерика, пришлось вколоть анксиолитики. Если это важно, ты проспала всю ночь и половину дня. Сейчас двенадцать двадцать семь. – уточнила подруга, взглянув на часы. – Видимых повреждений у тебя не наблюдалось, за твоим состоянием следили всю ночь. Если что-то болит или беспокоит, скажи.

- Всё хорошо. Как Демьян? – непослушными губами задаю самый главный для себя вопрос. Янка закатывает глаза.

- Норуль твой Демьян. Пуля прошла рядом с почкой, ничего важного не задела. – я посмотрела на подругу красноречивым взглядом. – Ну, побит основательно, так, по мелочи, ушибы, гематомы, пара рёбер. – по мелочи?! Не знаю, что отразилось у меня на лице, но Янка быстро поправилась. - Эу, эу, всё с ним в порядке. Зашили, уже должны перевести из реанимации в палату. С ним бывало и похуже. А ты, если будешь примерной девочкой, разрешу вечером сходить к нему.

- Спасибо, мамочка. Но я лучше схожу сейчас. – пытаюсь подняться, но голова немного кружится, приковывая к постели.

- Во-от. – триумфально проговаривает Яна. – Сейчас тебя осмотрит врач. Потом ещё немного отдохнёшь, и дашь отдохнуть Дёме, а потом встретитесь.

- Алик небось уже давно торчит у него. – обиженно выговариваю Янке.

- Не думаю, что Дёма сейчас может здраво соображать. Да и Лёшику есть чем заняться. Он подчищает вчерашнее. Уж слишком много шума наделали.

Мы синхронно вздыхаем. Сейчас мысль, что я убийца, не так гложет мою душу, но рубец вины там останется навсегда. И эти лица, я, наверно, буду помнить всю жизнь. Как и истекающего кровью Глеба.

- Я не знаю, в курсе ты или нет, но Глеб…

- Он умер у меня на руках. – перебиваю подругу. – Это он убил Матвея, по приказу Борского.

Лицо подруги искривилось гримасой боли и разочарования.

- Мне очень жаль. Глеб был последним, на кого я могла подумать.

- Мне тоже жаль. – вздыхаю, проглатывая в горле ком, признаюсь в душевных терзаниях, надеясь облегчить боль. - А ещё я убила троих человек. Один, из которых Виктор Борский.

- За своего Лёшика, я, наверно, тоже бы убила. За Егора уж точно. Кык. – она скривилась, высунув язык набок, проведя по шее большим пальцем.

От этой умилительной мордашки я улыбнулась. Я давно не улыбалась. Казалось, целую вечность, хотя делала это только вчера утром. Только вчера, я была изнежена и залюблена своим Медведем, едва первые лучики солнца показались в нашем окошке. А в полдень мы с Янкой строили планы на их годовщину свадьбы, которую подруга мечтала провести в Вегасе, венчаясь в церкви Элвиса Пресли. Ещё вчера мы хохотали и ели мороженое. А кажется, год назад.

- Я убила трёх человек. – печально улыбнулась подруге. Та присела ко мне на кровать и обняла.

- Когда Лёшик лежал в больнице, а я отправляла Егора во Владик, перед посадкой он сказал: «Знаешь, мама, если тебя съел уж, то ты – ужин ужин».

- Хм, смешно.

- Я так же ему ответила. – подруга обняла меня ещё крепче.

Врачи, анализы, полный осмотр. Не знаю, кто из этих паникёров отдал приказ, но меня едва не засунули в аппарат МРТ. Только когда я не на шутку разозлилась, запретила к себе приближаться и отказалась от очередного успокоительного, Янка великодушно пустила меня к Демьяну.

Он лежал на кровати, грудная клетка была перевязана бандажом. Вспомнила слова подруги про рёбра. Забинтованное предплечье, я даже не