- Как там Лиза? – спрашиваю, пожалуй, единственное, что меня волнует.

- Нормально твоя Лиза. Ей вкололи что-то, она мгновенно отключилась, ещё спит. Янка у неё.

- Зачем вкололи? Лёха, её хоть осмотрели, она цела? На что-нибудь жаловалась? – бл*ть, вот как на них можно было положиться, даже отключиться от потери крови нельзя, где-то да напортачат.

- Дёмыч, ну я ж не имбецил, да и Серый врач хороший. Думаешь, без тебя не разобрались? – по-моему, друг откровенно надо мной стебётся.

- Я хочу всё предусмотреть. А если её избили? Если внутреннее кровотечение?

- В МРТ её запихнуть? – сейчас Лёха на меня смотрел как на имбецила.

- Не запихнуть, а сделать. – я было дёрнулся в его сторону, но сдавленно завыл от саднящей боли.

- Про себя узнать не хочешь? – иронично заметил друг.

- Что там? – всё же интересно, какого хр*на я такой перевязанный.

- Четыре сломанных ребра, парами. Два пулевых. На правой руке пулю пришлось извлекать из кости. В бочине, едва не задела почку. Трещина на берцовой. Трещина затылочной, сотряс. Это я ещё упускаю гематомы, кровоподтёки и царапины.

- Неплохой набор. Я-то думаю, отчего башня трещит. – пытаюсь даже улыбнуться. – Что случилось с Лизой? Алик, давай по-хорошему, чтобы я не пытался встать и сам всё разузнать.

- Внешних повреждений нет, её осмотрели. Только у Лизы случилась истерика, нервный срыв. Она даже не говорила, только кричала, плакала и выла. Пришлось колоть.

- С*ка, прав был Борский, гори в аду его душа. – во всём был прав. Она слишком чистая, слишком правильная, и никто её не достоин. Я тем более. Потираю глаза здоровой рукой. – Ыр-р. Твою ж…

Что это, боль повреждённого глаза, или осознание, что такой упырь, как Виктор Борский оказался, хоть в чём-то прав. Такой светлой и ранимой девочке не место в нашем болоте чертей. Даже начинаю понимать, её покойного мужа, который решил, отдать жизнь за её счастье.

- Мы нашли у Березина документы на недвижимость в Испании, дом. Там фигурирует фамилия Серебрякова, и какой-то женщины, испанки. Думаю, это тот самый план побега. – за что люблю Алика, это способность читать мои мысли.

- Ты сможешь переоформить его на Лизу. Под настоящей фамилией. Поговори с нашим юристом.

- Я всё сделаю, Дёмыч. Ты уверен?

- Уверен. Попроси Алевтину Степановну, пусть соберёт её вещи. Не хочу, чтобы малышка увидела дом в таком состоянии, она ещё сильней разнервничается. Не нужны ей больше переживания. – Алик язвительно хмыкнул. – Привези их как можно скорее, она не станет ждать и придёт ко мне. Я хочу всё сделать сразу, быстро.

- Сделаю, только ты не пожалей потом.

Пожалею ли я? Уже жалею, когда вижу её печальные глаза, как она храбрится, стараясь не подать виду. Жалею, когда чувствую её сладкие губки на своих губах, как ревностно малышка смотрит на так вовремя пришедшую Нику. Отпускаю её и жалею. Дверь за Лизой закрывается, оттесняя меня от неё, и приходит осознание, что я теряю что-то очень важное, в своей жизни, но дарю жизнь ей, лучшую жизнь.

- Мой Медвежонок, ты не голоден, может, закажем суши? – Ника уже больше часа еб*т мой больной мозг. Почему я ещё не вышвырнул её из палаты, загадка. – Тебе надо хорошо питаться, чтобы быстрей поправиться.

- Ник, если хочешь, можешь идти, обедать, ужинать, жрать, куда угодно. – девушка растерянно хлопает глазами, сильней выпячивая губу.

- Но мой Медвежоночек, как я оставлю тебя одного?

- Ты охренел?! – дверь второй раз долбит стенку и мою голову, заставляя морщиться. Но ураган по имени Янка не остановить. Сейчас и Ника под горячую руку попадёт. Хоть это радует. – Вон пошла отсюда! Жива!

Ника хватает ртом воздух, в немом возмущении, но быстро хватает сумку и улепётывает.

- И чтоб больше я тебя рядом с этой палатой не видела, пристрелю! – кричит вдогонку сестра, а повернувшись ко мне, тычет наманикюренным пальчиком. – Скотина ты редкостная, Демьян! Никогда даже подумать не могла, что мой брат окажется инфантильным трусом! Да, дед в могиле перевернулся, наверное, услышав, что ты устроил!

- Ты волуме-то убавь! Алик, успокой свою жену. – но Алик лишь поудобнее устроился в кресле, наблюдая за нашей перепалкой. – Каблук.

- Я тебе не один раз говорила, не смей так называть моего мужа!

- А ты не ори на меня! На мужа своего ори!

- А ты мне рот не затыкай! – Янка тяжело дышала, собираясь с силами для новой порции гнева. Я устало скривился, голова гудела лишь сильней. Может, док сжалится надо мной и усыпит? – Как ты мог, Демьян, как мог? Она ведь… она для тебя, а ты…

Ну что, что я мог сделать? Похе*ить всё, что сделал её муж? Всё, ради чего умер? Он её спасал, он себя не пожалел, а я опять её в то же болото? Нет! Лиза, малышка моя, такая маленькая и хрупкая, и невероятно сильная. Я больше не хочу испытывать её силу, а если она останется со мной, то ей придётся бегать, прятаться, храбриться, ждать. А я так не хочу, для неё не хочу.

- Как ты мог, Дёма, её просрать. Как только выдержки хватило, совести, отпустить. Ты… ган*он! – в сердцах бросила Янка, и вылетела из палаты.

Я посмотрел на Алика, друг поджал губы и пожал плечами, мол, «что я могу поделать, женщины».

Янка со мной не разговаривает больше недели. Демонстративно заглядывает в палату, пробегается по мне презрительным взглядом, и, убедившись, что дебил-брат не сдох ещё, уходит. О Лизе я узнаю от Лёхи, но там немного информации, только то, что дом в Испании почти переоформили, трудностей нет. Как сама малышка, друг не знает, Янка держит оборону даже от мужа. Оберегает её. Лучше б ты, систер, её так оберегала, когда просила о помощи. На кой я вообще притащил её к себе в дом. Задним умом мы все хороши, особенно когда не сумел удержать член в штанах. Но как вспомню, как мне было зае*ись, в её узеньких дырочках, су*а. Лучше об этом не думать. Я, конечно, уже встаю, и до туалета дохожу, но вот дро*ить там пока не приходилось.

- Серёга, выпусти меня отсюда, по-братски прошу? – это я ною. Потому что уже