ты мой, – реву, обнимая сына. – Так нельзя. Я собаку или кота никогда на улицу не выгоню. А тут ребенок… Сирота… Ну что ты такое говоришь? – причитаю тихо. – Тем более она сестра твоя родная. Как Маша…
– Да ну на фиг, – морщит нос Вадяшка. В точности как Рем. И у меня снова давит за грудиной. Резкая боль заставляет прикрыть глаза. – Мам, что с тобой? – пугается сын.
– Все нормально, – беру себя в руки. – Галина Павловна что приготовила? Надо согреть, – вспоминаю о нашей домработнице.
– Так она к нам уже неделю не приходит. Мы с папой пельмени хомячили. Ну и я у Машки подъедался, – потупившись, признается мой сын. – А ГэПэ папа рассчитал…
– Как? – роняю в сердцах. – Что на него нашло?
– Не знаю, – бубнит Вадька. – В прошлое воскресенье что-то приключилось. Папа в телефоне ленту скролил, а потом подскочил, выругался крепко и куда-то уехал. Его долго не было…
– Мою маму машина сбила в воскресенье, – раздается сзади тоненький голос. Оборачиваюсь и в ужасе смотрю на девочку, бесшумно въезжающую на кухню в инвалидной коляске. – Папа приехал к нам. Отвез меня к тете Свете, маминой подруге, – останавливается около меня девочка. Причитает отстраненно. Тоненькая, звонкая. Кажется, все жилки просвечиваются. – А потом мама умерла, и папа меня к себе забрал. Лучше бы я у тети Светы осталась, – горестно и бесхитростно восклицает она. А я смотрю на худенькие ручки-веточки. И снова хочу прибить Рема.
«Ты им хоть помогал, папаша хренов? Или опомнился, только когда любовница умерла?»
– Ты оладьи любишь? – прячу куда подальше собственные обиды. Девчонка мать потеряла, а я тут истерю, как дура.
С Рема потом спрошу. Хотя с него как с гуся вода. Всем указания раздал и отчалил. Ненавижу тебя, Лактомский! Ненавижу!
Сглатываю слезы и поворачиваюсь к сыну.
– Так что насчет оладий, народ?
– Я бы пельменей поел, – бухтит Вадим.
– Я тоже, – робко признается Рената. В потрепанных коротких джинсиках и тонком свитерке она похожа на маленького бомжонка. И у меня снова вопросы к Рему. Много вопросов.
Во входной двери уже проворачивается ключ. В квартиру входит Маша. В пальто, с плоской коробкой в руках останавливается на пороге кухни.
– Пиццу заказывали? – улыбается весело и, заметив Ренату, кивает мне. Дескать, кто это?
– Рената. Наша сестра. Папина дочка, – лениво рапортует Вадяшка. Разводит руками, демонстрируя мое и собственное бессилие.
– Папина? Какого папы? – растерянно тянет Машка.
– Нашего, систер, – усмехается криво Вадим. – Знакомься. Рената Ремовна, собственной персоной!
– Охренеть! – тянет изумленно Машка и снова смотрит на меня. – Мам?
– Давайте есть. Пиццу все любят. Вадим, доставай оливки и томатный сок, – поднимаю ладони вверх. Любые разговоры сейчас только навредят.
На кухню входит зять с внуком. И я как к спасательному кругу кидаюсь к ребенку.
– Мишутка!
Сжимаю маленького, самого любимого человечка в своих объятиях и выдыхаю. Все наладится. Даже без Рема я смогу быть счастлива. Дети со мной. Внук. А больше мне ничего и не надо.
Глава 4
– Я не буду кушать. Не хочу, – сжав губки в тонкую нитку, выезжает из кухни Рената.
Мои дети смотрят вслед изумленно. А Вадька усмехается криво. Дескать, не хочешь, и не надо.
Вот только чужих капризов мне сейчас не хватало!
– Накрывайте на стол, – велю я, а сама быстрым шагом иду за девочкой.
Самой тошно. Но ребенку еще больнее. Умом понимаю. А с душой, порванной в клочья, что делать?
«Дай мне выдержки, Господи!» – прошу, открывая дверь в комнату. Рената подъезжает к окну и замирает, вглядываясь в темноту за стеклом.
– Там терраса, – поясняю приближаясь. – После ужина можем выйти погулять. Никуда спускаться не надо.
– Да, папа рассказывал, – совершенно просто и бесхитростно откликается девочка, а мне словно к оголенным нервам электрический заряд приставляют. – Сегодня. Когда вез меня к вам…
– Надо покушать, – становлюсь рядом. – Папа вернется, и ты должна его встретить здоровая и счастливая, – говорю первое, что приходит в голову.
Хотя какое тут счастье? Девчонка мать потеряла. И со здоровьем у нее не очень.
– Твоя мама сейчас огорчилась бы сильно… – наклоняюсь к ребенку. Замечаю полные слез глаза, гримаску боли на лице и больше всего хочу врезать по лицу мужу.
Ты что устроил, любимый? Семью на стороне завел? Думал, я не узнаю?
– Маму убили, – тихо шепчет девочка. Смотрит на меня глазенками, полными ужаса.
Нет. Так не бывает!
– Кто так говорит? Наверное, это трагическая случайность, – не веря, мотаю головой.
«Да кому нужна твоя мама?» – чуть не ляпаю вслух. Но вовремя прикусываю губу.
– Это ужасно, – причитаю как бабка я. Надо бы обнять ребенка, утешить. Но я не могу. Все внутри переворачивается, стоит только подумать.
Дитя любви! Моего мужа и какой-то Нади. Но судя по тому, что девочка не похожа на Рема, мать у нее была очень красивой. Вот и не выдержал наш порядочный семьянин, поддался соблазну. Но петь мне о великой любви не перестал.
– Нет, не случайность, тетя Валя, – мотает головой Рената. – Мама никогда на такси не ездила. Только пешком ходила. А если нужно было куда-то в город, папа всегда давал машину. Никогда не отказывал.
«Выходит, в банке все знали», – прикрываю глаза и пытаюсь унять приступ тошноты.
И ребята из лички, и секретари Лактомского. Наверняка весь банк был в курсе. И подробности смаковали в каждом кабинете. А я как дура витала в облаках и порхала от счастья!
«Спасибо тебе, Рем, – сглатываю вязкий ком, застрявший в горле. – Хоть ты и просил не разводиться, завтра же схожу в суд и подам заявление. Девочку твою на обследование устрою. Выясню, почему не ходит. А когда вернешься, сам будешь разбираться дальше».
– Пойдем, ты должна поесть, – повторяю твердо. – Завтра с утра поедем к врачу. Поэтому сегодня нужно лечь пораньше, – выговариваю тихо, а сама пытаюсь сообразить, к кому из коллег можно обратиться. Надо, чтобы приняли быстро без документов и лишних вопросов не задавали.
– Вы, правда, хотите мне помочь? – поднимает на меня беспомощный