«Я хочу тебя никогда не видеть и не знать!» – так и рвется с языка. Но я беру себя в руки.

– Я – доктор. Моя обязанность помогать больным деткам.

– Хорошо, а то мне очень больно, – всхлипывает девочка и неожиданно тянется ко мне.

Неуклюже обнимаю, прижимаю к себе худенькое тельце и бормочу сквозь слезы.

– Все будет хорошо, Реночка. Но надо поесть, – сжимаю худые плечики, глотая слезы.

Мягко и решительно разворачиваю коляску.

– Пицца – это всегда вкусно, – по пути на кухню убеждаю ребенка.

– Я ее никогда не ела, – слышу в ответ. – Мама говорила, что домашние пироги лучше.

– Бесспорно, – смаргиваю слезы и только сейчас задумываюсь, сколько еще «открытий чудных» мне преподнесет вторая семья моего мужа.

А на кухне уже накрыт стол. Машка с Вадимом расставляют тарелки, Андрей – наш зять – открывает баллон с соком. Мишутка норовит стянуть со стола дольку свежего огурца. Денис заваривает чай одним ему известным способом. Колдует.

– Привет, мам, – отвлекается от процесса. Целует меня в щеку. Проводит ладонью по спине, словно успокаивая. А потом садится на корточки перед инвалидным креслом.

– Привет. Я – Денис, – протягивает большую сильную ладонь ребенку. – Добро пожаловать в семью, – говорит спокойно и уверенно.

Убирает со лба длинную прядь и улыбается.

А у меня внутри все передергивает.

Ну какая семья? Мы с Ремом разводимся. Девочка точно останется с ним. Здесь она временно.

Вслед за Денисом и Вадим потихоньку оттаивает.

– Рена, давай ужинать, – придвигает коляску к столу.

А Денис возвращается ко мне.

– Мам, ну ничего не изменишь уже, – утирает безмолвную слезу, скатывающуюся по моей щеке. – Она нам сестра. Отец, конечно, учудил…

Морщу нос, сжимаю покрепче руку сына.

«Все-таки я счастливая!» – утыкаюсь носом в его плечо.

Дети примчались сразу. Поддерживают, как могут. Не знаю, как бы я выжила, останься сегодня один на один с дочкой Рема. Кожей чувствую защиту родных и словно броню надеваю.

Сажусь за стол и снова проваливаюсь в свое горе. Благо меня никто не беспокоит. Парни болтают между собой. Вовлекают в разговор Ренату. Машка, оттаяв, подкладывает девочке еще один ломтик пиццы, а я будто со стороны смотрю на них. И кусок в горло не лезет.

Глава 5

– Бабушка, почитай мне сказку, – сзади обнимает меня внук. Прижимается маленьким тельцем, возвращая на грешную землю.

– Пойдем, Мишутка, – беру его за руку.

Вместе мы долго выбираем книжку в библиотеке. Торгуемся, как обычно. Я настаиваю на чтении сказок, а внук хочет рассматривать комиксы.

– Давай «Маугли», – предлагаю, доставая с полки красочную книжку с картинками.

– Ладно, – соглашается малыш, недовольно выпячивая подбородок, как Рем. И меня снова пробирает до костей.

Мы же так любили друг друга! Растили детей. Вместе носились над внуком. Радовались его первому шагу и первому слову. Созванивались с ним по скайпу и каждый вечер перед сном обсуждали, что нового сказал Мишутка?

Господи, как жить дальше? Рем вытер об меня ноги, навязав дочь от другой.

Перетерпеть? Жить дальше, как ни в чем не бывало? Выдать Ренату за нашу племянницу? Раскрутить мужа на компенсацию за невыносимые моральные страдания и ни о чем не переживать. Ложиться в супружескую постель, отвечать на его ласки, зная о его измене?

Нет! Я не могу так. Не умею притворяться.

– Бабушка, пойдем на большую кровать, – предлагает Мишутка и смотрит хитренько. – Я хочу попрыгать.

– Пойдем, мой сладкий, – целую внука в румяную щеку.

У себя в спальне без сил плюхаюсь в кресло. Прикрываю глаза, пытаясь успокоиться. А мелкий нахал забирается на нашу с Ремом постель и прыгает, словно на батуте.

«Это дед приучил», – вздыхаю мысленно. И даже не представляю, как мы будем жить дальше. Делить внука, внимание детей. Встречаться по большим праздникам и делать вид, что все хорошо?

«Знакомить друг друга с новыми партнерами?» – усмехаясь, довожу ситуацию до абсурда и вздрагиваю.

Нет!

– Бабушка, ну давай уже читать! – требует Мишутка, забираясь на мягкую спинку кровати. Бесстрашно прыгает оттуда вниз. Раскидывает ручки и ножки звездой.

– Ты помнишь, где мы остановились? – спрашиваю малыша. – Кто там пришел к волкам?

– Табаки! – снова подскакивает внук и прыгает по кровати взад-вперед.

А у меня кружится голова.

– Да, все правильно, – киваю я. – Садись рядом.

– Лучше ты иди ко мне, – великодушно предлагает малыш.

– Хорошо, – соглашаюсь я. Ложусь на постель, которую долгие годы делила с Ремом, и не представляю, как теперь буду жить одна. Как буду спать в одиночестве, не чувствуя дыхания любимого? Не ощущая рядом его тепла?

– Бабушка, ты заболела? – тревожно заглядывает мне в лицо малыш. Озабоченно смотрит и в порыве детской большой любви хлопает ладошками по моим щекам.

– Нет, милый. Все в порядке, – беру себя в руки. Реветь при ребенке я точно не собираюсь. – Ты меня уже вылечил, – смаргиваю слезы. Склоняюсь над текстом.

– «И я заплатила за Маугли жизнью быка, когда он был принят в стаю. Бык — вещь неважная, но честь Багиры — нечто иное, за что она, может быть, будет биться, — самым мягким голосом произнесла чёрная пантера», – читаю ребенку.

«Честь важнее», – повторяю про себя.

Жить в унижении или уйти и начать все с чистого листа? Ответ очевиден.

Сквозь сон слышу, как меня кто-то накрывает пледом, выключает свет. Проваливаюсь в спасительную темноту. И просыпаюсь среди ночи.

Прислушиваюсь к оглушающей тишине. В спальне кроме меня никого нет. Рем так и не вернулся. Где он? С кем? Оплакивает невосполнимую утрату, скорбит по любимой?

Господи, почему? Пусть бы эта женщина жила! Растила бы дочку, тянула бы из Рема деньги. А я бы и не знала ничего.

«Все равно доложил бы кто-нибудь!» – усмехаюсь горько. Тяжело поднимаюсь на ноги. Споласкиваю лицо холодной водой, избегая смотреть на собственное отражение. Затылок ломит от дикой боли, будто по нему кувалдой треснули. Распускаю волосы, вынимаю шпильки. В сердцах кидаю их на мраморную столешницу. И иду на кухню. Надо чаю попить и таблетки принять…

По пути заглядываю к Вадиму. Мой младший сын напевает в наушниках, что-то набирает в компьютере, отбивает костяшками пальцев ритм.

Пишет