Замерев, она расширяет глаза, прислушиваясь к себе.

Схватка, вероятно.

Так, надо брать дело в свои руки, не хватало мне тут нервов дополнительных. И без того экстремальная ситуация.

— Василиса… — я мягко беру девушку за руку, смотрю в глаза спокойно, призывая весь свой опыт. Я, конечно, не акушер, но роды пару раз принимать приходилось, когда в скорой работала, — ничего страшного не происходит. Процесс этот естественный, и, если мы все будем делать правильно, то все будет хорошо. Скажите, у вас какие-то, может, документы из клиники, обследования имеются с собой?

— У меня все… В телефоне… На почте… — моргает она, — но интернета нет…

— Ничего, давайте я посмотрю то, что есть. И еще… — я поворачиваюсь к внимательно слушающей нас бабушке, — Вас как зовут?

— Валентина Дмитриевна.

— Тезки, — улыбаюсь я, стремясь снизить градус напряжения, — отлично. Валентина Дмитриевна, могу я вас попросить, как самого вменяемого человека в этом доме…

Она кивает, чуть поджав губы и, похоже, полностью соглашаясь с моим определением.

— Мне надо кое-какие инструменты, — продолжаю я, — и посмотреть, что у вас есть в аптечке. В идеале бы, конечно, мой чемоданчик, но он остался в фельдшерском пункте… Ваши… Подчиненные так быстро меня оттуда вытащили, что я даже не вспомнила про него.

Валентина Дмитриевна кивает, открывает дверь и, игнорируя кинувшихся к ней, словно гончие, с двух сторон одновременно, взволнованных парней, громко командует:

— Виталик! Твои дикие дураки утащили человека в одной простыне! И не дали ей даже лекарства и инструменты взять! Я не знаю, где ты их берешь, таких, но отправляй обратно, чтоб привезли все в лучшем виде! А если по пути мозги свои обнаружат, то будет совсем хорошо!

— Бабуль, как она?

— Можно, мы посмотрим?

— Малышка, мы тут!

— Маленькая…

— Теперь вы, — резко обрубает все попытки прорыва территории бабуля, — у кого из вас все документы Васи? Результаты анализов, отчеты врачей, скрининга? Ну? Сюда, быстро!

Судя по настороженному топоту и шуршанию, все безумно страдающие мужчины оказываются мгновенно заняты делом.

Я перевожу взгляд на Василису, она смущенно качает головой:

— Бабушка… Она полк построит…

— И это правильно, — киваю я, — в такой ситуации мужчин обязательно нужно занять чем-то масштабным и не особо важным. Спасением мира, например.

Василиса хихикает, а затем снова замирает, прислушиваясь к себе.

— Нарастает? — уточняю я.

— Да… Кажется…

— Ну вот и хорошо, — я успокаивающе глажу по животу, — все идет по плану.

— Да?

— Ну, конечно.

Василиса смотрит с надеждой и волнением.

— А вы… Вам приходилось раньше?..

— Принимать роды? Да, конечно.

Я говорю это все с уверенностью, которой, признаться, не чувствую. Но пациенту показывать это никак нельзя.

А потому… Улыбаемся и пашем, как заповедовал пингвин из Мадагаскара…

Главное, чтоб в этом доме оказался нужный набор медикаментов. А у этой девочки — не было никаких осложнений.

Ну, и чтоб мужики тут под дверью революционных действий не проводили. А то многовато их что-то. Очень надеюсь, что у Валентины Дмитриевны хватит таланта военачальника, чтоб все разрулить. А то у меня тут в ближайшие два часа будет напряженно…

6. Большой. Когда ничего не контролируешь…

В ситуации, когда нихрена не контролируешь есть один положительный момент: осознание, что у кого-то контроля еще меньше, чем у тебя.

Поизучав закрывшуюся за мамой дверью парочку длинных секунд, я разворачиваюсь к двум бешеным полудуркам, которых почему-то любит моя дочь, наблюдаю, как они дружно роются в телефонах, полностью погруженные в решение поставленной задачи, и едва удерживаю яростный оскал. Тут не порычишь. Заняты делом.

Но есть еще жертвы!

Разворачиваюсь и иду через чертову анфиладу комнат, которые зачем-то нагородил в этом чертовом тереме, к гостиной, где сидят на низком старте два клинических идиота, полностью подходящие под пословицу о старательных дураках и их чугунных лбах. Вот сейчас они в пешее путешествие у меня и отправятся. Потому что два дебила — это сила.

Но к силе надо бы чуть-чуть мозгов, чисто для обслуживания инстинкта самосохранения.

И раньше я думал, что у моих парней этот инстинкт работает.

Все же, непростые люди.

Горячие точки, боевое братство, опыт, опять-таки… Почему в боевой обстановке это все срабатывает, а тут, в экстремальной, отрубилось, к хренам?

Когда я велел привезти мне сюда врача из фельдшерского пункта, о котором до этого дня даже не подозревал, что такой зверь имеется в моих владениях, то имел в виду, что надо мне нормального врача привезти! А не мелкую глазастую чихуяшку, мокрую и трясущуюся. Ей-богу, если б выяснилось, что они жестко промахнулись, я бы их прямо тут в тонкий блин раскатал.

И так с утра нервы ни к черту, а еще и придурки вокруг бессмысленные…

Причем, как-то все сразу.

Начиная от моих долбанутых зятьев и заканчивая не менее долбанутыми подчиненными.

Словно все как-то резко поглупели, стоило дочери за завтраком охнуть и схватиться за живот.

Хотя, если быть уж до конца честным, я прыгал в первых рядах этих тупых идиотов…

Как глянул на ее бледненькое личико, на слезы в огромных испуганных глазах, и сразу такой приступ паники словил, какого никогда в жизни не получал!

Вообще никогда!

Ни на войне, а там было, от чего паниковать!

Ни после!

А там тоже все не сладко было!

Ни в тюряге, а там…

Да хрен с ним.

Короче, помотала меня жизнь, покидала. И я думал, что все на свете видел, и вообще ничем не удивить… А вот нихрена!

В последнее время только и делаю, что новые грани удивления и шока прохожу.

Когда, меньше года назад, узнал, что у меня, с вероятностью в девяносто процентов, дочь есть, чуть приступ сердечный не схватил.

Помню, летел, перечитывал сообщение от давнего приятеля своего, с которым по юности много чего веселого пережили и которому, одному из немногих в этом мире, я мог доверять, пусть и не сто процентов, но даже семьдесят — это пиздец, как кучеряво…

И писал мой приятель, что сейчас в его доме находится дочь моей любви единственной, девчонки, которая когда-то очень сильно в голову запала. А потом и сердце вынула, кинув меня и свалив в самый тяжелый момент жизни.

Я давно простил ее, хоть и поступила она, как тварь, конечно же. Но я зла не держал. Просто… Просто помнил про нее. И думал… Иногда. Но не искал.

Зачем я ей? Сиделец, с длинным шлейфом подвигов за плечами. Она всегда моей этой стороны жизни боялась… И вот,