— Пожалуйста, уточни, чтобы избежать путаницы.

Шон окинул взглядом комнату, затем посмотрел себе под ноги и пожал плечами. Его кроссовки было изношены, он он не мог позволить себе купить новые.

— Я думаю вы знаете, сэр.

Тишина. Прошло несколько секунд.

— Понятно, — сказал Ратледж. — Запри дверь и подойди сюда.

Желудок Шона сжался. Ступая осторожно и неуверенно, он подошел к двери и запер ее, при этом пытаясь не обращать внимание на панический голос в голове, который кричал "Что ты делаешь?".

Глядя куда угодно, кроме Ратледжа, он обошел стол и остановился рядом с профессором, его сердце колотилось в горле. Ратледж повернулся в кресле так, что оказался лицом к Шону. Он сосредоточил свой взгляд на темной ткани костюма профессора.

— На колени. — тихо сказал Ратледж.

Падение на колени было почти облегчением, поскольку его ноги дрожали.

Ратледж взял пальцами его подбородок и поднял его голову, заставив Шона посмотреть на него.

— За это я могу тебя исключить. — он сказал.

Глаза Шона расширились. Ратледж бросил на него такой презрительный взгляд, который заставил Шона вздрогнуть.

— У меня есть студенты, которые никогда не пропускают занятия и очень усердно работают, чтобы получить тройку. А еще есть симпатичные, пустоголовые мальчики, как ты, которые думают, что если будут сосать мой член, то получат хорошую оценку.

Шон почувствовал, как его лицо горит. Слышать слово "член" из уст профессора было чертовски странно. Странно и абсолютно неприлично. Ратледж крепче сжал его подбородок.

— Ты думаешь, это справедливо, Уайатт?

Шон сглотнул, но заставил себя встретиться взглядом с мужчиной.

— Если Вы собираетесь сообщить об этом совету, помните, что я ни слова не сказал о том, что собираюсь сосать Ваш член, профессор. Вы это сказали. Так что если Вы донесете на меня, я донесу на Вас.

Мускул на челюсти Ратледжа дернулся.

— Ты маленькое дерьмо. — другая рука погрузилась в волосы Шона и дернула его ближе к промежности. — Хорошо. Тебе нужен проходной балл? Валяй. Постарайся произвести на меня впечатление.

Шон глубоко вдохнул. Ратледж улыбнулся. Это была неприятная улыбка.

— Уже сдаешься?

— Нет. — твердо сказал Шон и потянулся к молнии парня, говоря себе, что это всего лишь член. Он будет сосать член парня и получит проходной балл. Насколько это может быть сложно? Это, вероятно, будет отвратительно, но это не убьет его или что—то в этом роде.

Правильно.

Он медленно расстегнул молнию на брюках профессора, а затем... просто остановился. Что бы он себе не говорил, он не мог пошевелиться, зачаровано глядя на выпуклость под чёрными боксерами мужчины.

Ратледж раздраженный вздохнул.

— Так я и думал. Убирайся, и если ты еще раз побеспокоишь меня...

— Нет. — Шон засунул руку в трусы Ратледжа и схватил его член.

Прошла минута.

Шон разрывался между истерическим смехом и паникой. Он держал в руке член другого парня. Член профессора Ратледжа.

Он был теплый в его руке. Это была его первая мысль. С каждой секундой он становился все больше и толще. Это немного напугало его, но в то же время придало уверенности. Что бы не говорил Ратледж, он хотел его.

Шон сжал его и посмотрел на мужчину. Лицо Ратледжа оставалось бесстрастным. По какой—то причине это разозлило Шона. Он улыбнулся.

— Похоже, Вам нравятся "симпатичные, пустоголовые мальчики", профессор.

Ратледж поджал губы. В остальном он выглядел почти скучающим.

— Это просто физиологическая реакция на раздражитель и красивое лицо. Ты не несешь ответственность за свою внешность, так что это вряд ли повод для гордости. Теперь, если ты действительно собираешься это сделать, перестань тратить мое время.

Прищурившись на него, Шон гладил член, пока тот не стал полностью твердым, наблюдая за едва уловимыми изменениями в дыхании мужчины. Угол был неудобный, поэтому он вытащил его. Он был большим и толстым, и очень близко к его лицу. Шон нервно облизал губы, не в силах отвести взгляд. Он должен быть не менее восьми дюймов в длину.

Ратледжа вздохнул, словно испытывал отвращение к реакции собственного тела, и слегка пошевелился. Головка его члена прижалась к губам Шона.

— Соси.

Шон осторожно вдохнул. Пахло не так уж плохо. Он осторожно лизнул головку. Вкус был... странный, но далеко не такой ужасный, как он ожидал. Он снова лизнул.

Профессор хмыкнул, крепче схвалив Шона за волосы.

— Открой рот. — это был приказ.

Шон сделал так, как было велено, и толстая головка проскользнула в его рот. Шон нежно пососал. Часть его разума все еще была сосредоточена на том факте, что у него во рту был член его профессора, и он не мог в это поверить, но тепло и тяжесть члена, широко растягивающего его губы, делали это очень, очень реальным.

Глаза Ратледжа были прикованы к его лицу, когда он проталкивал свой член глубже, его рука сжалась на затылке Шона. Он встретился с ним взглядом, покраснел и закрыл глаза, решив просто сосредоточиться на выполнении задачи. Чем быстрее Ратледж кончит, тем быстрее все закончится и тем быстрее он сможет забыть об этом.

Но с закрытыми глазами его другие чувства ожили, и он ощущал все более остро.

Это было... Так странно. Ратледж был твердым и толстым во рту, на вкус как кожа и что—то еще. Это было странно, но не ужасно. Шон отстранился, перевел дыхание и снова втянул головку, спустившись немного ниже, проверяя. У него был краткий момент беспокойства, что он делает все неправильно, но он сказал себе не быть глупым: не существует такой вещи, как плохой минет, верно?

Шон опустился еще немного, пытаясь принять как можно больше члена. Он то опускался, то снова поднимался, задавая ритм, пытаясь привыкнуть к нему. Он так усердно сосредоточился на этом, пытаясь сосчитать в уме, что ему потребовалось некоторое время, прежде чем он понял, что Ратледж что—то говорит ему.

Шон вытащил член с легким хлопком и посмотрел на Ратледжа, все еще пробуя его на вкус языком. Он моргнул, глядя на него, и ему пришлось подавить нелепое желание спросить, все ли в порядке, как ученик, стремящийся угодить своему учителю.

—Что? — сказал он вместо этого. Как обычно, когда он нервничал, его голос звучал немного дерзко. Иногда он переусердствовал.

Ратледж просто смотрел на него, казалось, целую вечность, его темные глаза были тяжелыми и остекленевшими. В конце концов он сказал: