вочень дорогом продуктовом. В мир, где их любовь не была войной или тайной, а могла быть такой же простой и насыщенной, как запах свежего хлеба и леса.

Машина плавно свернула с асфальтированной дороги на аллею, пролегавшую сквозь частокол вековых деревьев. Через несколько сот метров деревья расступились, открывая вид на дом. Ариана замерла, забыв на мгновение дышать. Это был не просто дом — это была крепость из стекла и темного дерева, строгая, лаконичная и потрясающе красивая в своей гармонии с суровым северным пейзажем. Огромные панорамные окна, отражавшие последние отсветы заката в темной воде пруда в саду, массивная дверь из мореного дуба — все дышало уединенной, почти суровой эстетикой, которая была так похожа на самого Марка, но при этом здесь, вдали от города, лишилась своей устрашающей силы.

Он заглушил двигатель, и в наступившей тишине, нарушаемой лишь шелестом сосен, раздался щелчок его ремня безопасности. Марк повернулся к ней, его взгляд в полумраке салона был непривычно мягким.

— Ну что, пойдем домой, — произнес он тихо, и это простое слово "домой" прозвучало как самая сокровенная исповедь. Ариана, все еще находясь под впечатлением от вида дома и этого внезапного преображения их вечера, не смогла сдержать порыва. Переступив через сиденье, она стремительно прильнула к нему, поймав его губы в стремительном, стремительном, безрассудно-радостном поцелуе. Он на мгновение замер от неожиданности, а затем его руки обвили ее талию, ответив с той же нежностью, растворяясь в этом мгновении тихого торжества.

36. Признание

Загородный дом был словно другим миром, где время текло иначе — медленнее, гуще, подчиняясь не звонкам будильников и жестким графикам, а шелесту вековых сосен за окном и мерному тиканью напольных часов в гостиной. Воздух здесь был холодным, чистым и пахнущим хвоей и дымом.

Ариана стояла у окна, глядя на темнеющий лес. Вдалеке, на горизонте, угадывалась последняя алая полоска заката, словно раскаленная щель между небом и землей. В камине с треском пылали настоящие дрова, отбрасывая на стены и высокий потолок причудливые, пляшущие тени. Тепло от огня обжигало ей кожу сквозь свитер, но внутри нее все равно оставалась легкая дрожь — от непривычной тишины, от этой внезапной, почти сюрреалистичной близости.

Марк молчал. Он сидел в глубоком кожаном кресле, откинув голову на подголовник, и смотрел на пламя. В руках Марк держал большую кружку с еще горячим чаем — Ариана заварила душистый, согревающий напиток. Он был без пиджака и галстука, в простых темных брюках и белой рубашке с расстегнутыми на два пуговицы манжетами. Таким — уставшим, отрешенным, почти обычным — она видела его впервые. Таким… беззащитным.

Они не говорили уже больше часа. Но это молчание было не гнетущим, а наполненным. Они разделяли его без напряжения, просто оставаясь рядом.

И вот Марк заговорил. Его голос был тихим, низким, без привычной стальной брони, без тех интонаций, что могли одним словом возвести стены или уничтожить карьеру. Он говорил, смотря на огонь, словно признаваясь не ей, а тому призраку самого себя, что отражался в языках пламени.

— Я всегда думал, что одиночество — это не состояние, а инструмент, — начал он, и слова его падали в тишину, как тяжелые, отполированные временем камни. — Острое лезвие, которое отсекает все лишнее: слабость, сомнения и привязанности. Я выстроил вокруг себя крепость, Ариана. Не из камня, а из тишины и правил. И мне было в ней… комфортно. Я был ее хозяином. Ее королем и единственным узником.

Он сделал небольшой глоток травяного чая, и прикрыл глаза .

— Я запрещал себе хотеть. Потому что желание — это уязвимость. Это рычаг, который можно использовать против тебя. Я окружал себя людьми, но никогда не подпускал их близко. Они были функциями, и я считал, что так и должно быть. Что это и есть сила.

Ариана не двигалась, боясь спугнуть хрупкую нить его откровения. Она видела, как в свете огня его профиль казался высеченным из мрамора, но в то же время удивительно мягким, почти юношеским. Она слушала, и каждый его слово вонзался в нее глубже любого поцелуя.

— А потом появилась ты, — он тихо усмехнулся, но в этом звуке не было радости. Была горечь и изумление. — С твоим упрямством. С твоими глазами, в которых горел огонь — не страх, а вызов. Ты не вписалась в мои правила. Ты их взломала. Ты ворвалась в мою крепость не с тараном, а… с тишиной. Своей собственной силой, которая оказалась сильнее моей.

Он наконец повернул голову и посмотрел на нее. Его глаза в полумраке были темными, бездонными колодцами, в которых плескалась боль, о которой она могла только догадываться.

— Ты разрушила мои стены, Ариана. До основания. И оставила меня… голым. Перед тобой. Перед миром. Перед самим собой. И я не знаю, кто я теперь, без этих стен.

Он замолчал, и в тишине было слышно, как трещит полено, рассыпаясь искрами. Ариана чувствовала, как ее сердце бьется где-то в горле, громко, бешено. Она хотела что-то сказать, но слова застревали в груди комом.

Марк медленно поднялся с кресла. Он подошел к ней, к окну, но не касался ее. Он смотрел на нее так, словно видел впервые и в то же время — знал всю жизнь.

— Я потратил полжизни, чтобы ни в ком не нуждаться", — прошептал он. Его бархатный голос был грубым от сдерживаемых эмоций. — А теперь… теперь я не могу дышать без мысли о тебе. Я просыпаюсь и первое, чего я хочу — это услышать твой голос. Я засыпаю и последнее, о чем думаю — это запах твоей кожи. Ты стала моим воздухом. Моим единственным и самым страшным риском.

Он сделал паузу, вдыхая так, словно ему и правда не хватало воздуха. Его рука поднялась, и пальцы едва коснулись ее щеки, провели по линии скулы, словно проверяя, реальна ли она.

— Я люблю тебя.

Три слова. Три простых, немыслимых слова. Они повисли в воздухе между ними, тихие, выстраданные, лишенные всякой театральности.

У Арианы перехватило дыхание. Мир сузился до его глаз, до трепета его пальцев на ее коже, до тихого эха этих слов, которые навсегда меняли все. Она ждала насмешки, гнева, холодности — всего, чего угодно, но только не этого. Не этой обезоруживающей, абсолютной искренности.

Слезы выступили на ее глазах и покатились по щекам, горячие и соленые. Ариана не пыталась их