Мой босс: Искушение соблазном
1. Не просто отказ
Дождь стучал по оконному стеклу тридцатого этажа ровно так, как он стучит в плохих мелодрамах — навязчиво и безнадежно. Ариана Орлова стояла у панорамного окна, вцепившись пальцами в холодный подоконник, и думала, что сегодняшний день идеально подходит под определение "полный провал". Серый город тонул в ливне, и ей казалось, что это не вода размывает очертания небоскребов, а ее собственное будущее. Всего час назад она была перспективным финансовым аналитиком с блестящей карьерой. Теперь она была… ничем. Статистикой сокращения.
В кино после провала обычно следует светлая полоса, а в жизни — звонок от начальника. Резкий, пронзительный звук телефона заставил ее вздрогнуть, сорвав с места.
— Ариана, зайдите ко мне.
Голос гендиректора в трубке был ровным, без единой эмоциональной прожилки. Это было хуже, чем если бы он кричал. Кричал бы — значит, что-то можно было обсудить, доказать, вложить в его гнев свою правду. Эта ледяная, отполированная вежливость была стеной. Она не предвещала ничего хорошего.
Дорога до кабинета Михаила Борисовича показалась бесконечным коридором в альтернативную реальность, где все знакомое и надежное рассыпалось в прах. Она ловила на себе взгляды коллег — быстрые, испуганные, словно уже знали. Все уже знали.
Кабинет поражал своим стерильным, бездушным блеском. Ни одной лишней бумажки, ни одного пыльного сувенира из отпуска. Как и сам хозяин кабинета — идеально отутюженный костюм, идеально уложенные волосы, идеально пустой взгляд, отражающий только дождь за стеклом.
— Присаживайтесь, Ариана.
Он не предложил кофе. Не улыбнулся. Второй плохой знак. Первым был сам звонок.
— Михаил Борисович, по поводу отчета по квартальным рискам, — она слышала, как ее собственный голос звучит неестественно громко, почти истерично, и попыталась взять себя в руки. — Я знаю, там были недочеты, но я уже всё исправила и перепроверила. Готова представить новую версию уже сегодня.
— Это не касается отчета, — он перебил ее, сложив пальцы изящным домиком на столе, будто собираясь прочесть молитву. — Речь о вашей дальнейшей работе в "ФинПрогресс".
Ариана почувствовала, как у нее похолодели не только кончики пальцев, а все внутри. Ледяная волна прокатилась от висков до пят. Она инстинктивно сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь вернуть себе хоть какое-то ощущение реальности.
— Я слушаю, — выдавила она, и ее голос прозвучал как эхо из соседней комнаты.
— Ситуация в компании меняется. Мы проходим процесс оптимизации штата. — Он произносил слова, словно читал бездушный пресс-релиз. — К сожалению, ваша позиция попадает под сокращение.
Слово "сокращение" прозвучало не громко, но с такой финальной ясностью, что у Арианы на мгновение перехватило дыхание. Это был не просто приговор карьере в этой компании. В их мире это было клеймо.
— Михаил Борисович, я работаю здесь три года, — она слышала, как в ее голосе появляются надтреснутые нотки, но не могла их контролировать. — Я вывела отдел из провального проекта "Альфа", я увеличила эффективность анализа на пятнадцать процентов в прошлом квартале! Мою кандидатуру рассматривали на повышение до начальника отдела. Какой… какой экономический смысл меня сокращать?
Он вздохнул, смотря куда-то мимо нее, на безнадежный городской пейзаж, как будто ища там ответа.
— Решение финансового департамента. Я лишь исполняю волю совета директоров. Вам положено хорошее выходное пособие. Три оклада. И рекомендательное письмо.
— Рекомендательное письмо от человека, который меня уволил? — вырвалось у нее, и голос наконец дрогнул, выдав всю накопленную обиду и унижение.
— Уволил вас не я, Ариана Сергеевна. А компания. — Он наконец посмотрел на нее прямо, и в его глазах она увидела нечто похожее на жалость, но такую удобную, такую дешевую. — И, если хочешь знать, девочка, тебе повезло. Уход сейчас — лучший вариант. Это позволит тебе сохранить лицо.
— Сохранить лицо? Перед кем? — Ариана почувствовала, как по щекам у нее ползут предательские горячие слезы, и с яростью смахнула их тыльной стороной ладони. — Что все это значит, Михаил Борисович? Говорите прямо!
— Значит, что есть… компрометирующая информация, — он произнес это почти шепотом, снова отводя взгляд на свои идеальные пальцы. — Ошибки в работе. Серьезные. Если мы начнем официальные разбирательства, тебе не видеть ни выходного пособия, ни рекомендаций. Только испорченная на всю отрасль репутация. Никто и никогда не возьмет тебя на работу.
Ариана вскочила. Комната поплыла перед глазами. Сердце бешено заколотилось, стуча в висках набатом.
— Какие ошибки? Какая информация? Это ложь! Покажите мне эти доказательства! Я имею право знать, в чем меня обвиняют!
— Решение принято, — его голос снова стал гладким и непробиваемым, как бронестекло. — Обсуждению не подлежит — приказ уже оформлен. Служба безопасности проводит тебя до твоего стола, ты соберешь вещи, и дальше — в отдел кадров за документами.
Как по мановению волшебной палочки, дверь в кабинет бесшумно открылась, и на пороге возникла внушительная, безразличная фигура начальника охраны. Все было подготовлено, отрепетировано и запущено. Ей не давали ни шанса, ни времени, ни права на защиту. Ее просто стирали из истории компании.
Процесс увольнения занял не больше пятнадцати минут. Она механически, как робот, складывала в картонную коробку скудные свидетельства своей прежней жизни: смешную кружку с ушастым котиком, которую подарила подруга, пожелтевшую от старости фотографию с мамой, сделанную на море десять лет назад, дорогую капиллярную ручку — подарок себе за перую успешную сделку. Коллеги прятали глаза в мониторы, делая вид, что не замечают ее позора. Воздух в опенспейсе был густым и липким от молчаливого осуждения и животного страха: "Только бы меня не задело, только бы не я оказался на ее месте".
На улице дождь не утихал, превращаясь в сплошную стену из воды. Ариана стояла под ледяными струями, не в силах сдвинуться с места, прижимая к груди жалкую коробку со своим офисным бытием, и пыталась осознать произошедшее. Сокращение. Компрометирующая информация. Испорченная репутация. Слова, которые в один миг превратили ее из уважаемого профессионала в изгнанницу.
Она с трудом достала телефон из кармана промокшего пальто. Палец замер над контактом подруги Лены. Что сказать? "Меня вышвырнули, как посудомойку, которую заменили на новую модель, и еще обвинили в том, что я ломаю тарелки"? Нет. Не сейчас. Она не вынесет ни жалости, ни вопросов.
Вместо этого она с
