крупинкам описывать произошедшее в книге, смешивая правду и фантазии. Незаметно моя история из любовного треугольника перетекает в более запретную и непонятную любовь. Эротические сцены слишком смелые даже для моего закалённого восприятия. Перечитывая их, ловлю себя на ужасающих мыслях. Хочу повторить всё, что произошло в темноте.
Мама просит дать ей ознакомиться с историей, а мне стыдно показать неотредактированный текст. Да и если вырезать для неё постельные сцены, то сюжет теряет весь смысл. Отговариваюсь, вру, что сырой материал с непрописанными нюансами, а сама надеюсь уехать раньше, чем допишу.
Неделя тишины и продуманного покоя. Возможность заново узнать себя, шокироваться и принять. Поражаюсь, как я прожила десять лет в мутном браке по расписанию. Секс раз в три дня в девять вечера, протяжённостью семь-восемь минут, потому что Серёже рано вставать на работу и ему до десяти надо лечь спать.
Минимум ласк, краткосрочная прелюдия, он на спине с любимой фразой: «Устал, сделай всё сама». После что-нибудь сладенького для восстановления энергии, сигарета, поцелуй в лоб и пожелание на ночь написать очередной шедевр.
И ведь я спокойно смотрела, как он в семейниках поедает пирожное, слизывая с губ шоколадный крем, вытирала со стола крошки, мыла посуду, сидела на кухне до рассвета, расписывая совсем другой секс, зевая, готовила завтрак, провожала и ложилась на несколько часов поспать, считая эти сухие отношения нормой.
Боже, да я же умирала полгода, когда муж лишил меня пресности и серости, когда выбросил в непривычный и в незнакомый мир. А он, оказывается, спас меня от унылой жизни, высасывающей соки из меня и умение радоваться. Страшно, но так живут многие, загнав себя в раковину, где стены жмут, потолок бьёт по голове, а счастье какое-то придуманное и, чаще, только во сне.
На десятый день моего добровольного заточения по дому прокатывается трель дверного звонка. Папа недовольно отрывается от еды, небрежно вытирает руки о домашние штаны и выходит выяснить, кто посмел отвлечь его от любимого пирога. Через пару минут возвращается, обнимая букет белых пионов и прижимая к груди коробку конфет.
— Курьер передал для Аниты Тумановой, — переводит на меня удивлённый взгляд. — У тебя кто-то появился?
Отрицательно мотаю головой, тянусь к цветам и осматриваю на предмет карточки или записки. Ничего не нахожу, и первое, что долбит в мозг — Сергей не успокоился. Только он мог вычислить мои координаты, не найдя в квартире, и только он в реале называл меня Тумановой.
— Если они от твоего бывшего ушлёпка, то я не поленюсь съездить в город и переломать ему кости, — стискивает кулаки и крутит шеей, демонстративно щёлкая суставами.
— Ян, ну чего ты ощетинился? — возмущается мама. — Может, цветы от тайного поклонника? Тем более Сергей давно сделал свой выбор и оставил нашу девочку.
Почему-то краснею и прячу глаза, утыкаясь в тарелку. Трясущимися руками пытаюсь добавить себе ещё кусок пирога и подлить в полную чашку чая. Ощущение, что мне пятнадцать лет и отец застукал меня с сигаретой во рту.
— Анита? — требовательно зовёт папа, не упустив мои дёрганные движения. — Он, ведь, не отстал?
— Мы встретились на фестивале, — сбивчиво произношу, невменяемо перекручивая пальцами вилку.
— И? — впивается похлеще клеща, не давая избежать допроса.
— Липатов каялся и уговаривал сойтись, — признаюсь, заливаясь румянцем ещё больше. Щёки горят, будто это я преследовала бывшего мужа и предложила вернуться.
— Ой, — вытягивается мама, прикрывая ладонью округлившийся рот.
— А ты? — сводит брови папа, багровея на глазах.
— Надавала ему по лицу розами и ушла. Так спешила, что попала под машину, — признаюсь, заодно объясняя наличие гипса.
Отец матерится, что происходит очень редко, сгребает букет и конфеты в мусорный пакет, притопывая от злости, и вылетает во двор, сбивая на ходу лопаты. Вернувшись, тщательно моет руки и садится за стол. Грудь раздувается от тяжёлого дыхания, тянет сигаретным дымом, на костяшках несколько ссадин.
— Ян, тебе же нельзя, — расстроенно шепчет мама.
— Чего? — жёстко рявкает папа, одновременно успокаивающе сжимая её кисть.
— И курить, и нервничать, — качает головой, с укором поглядывая на него. — Сердце…
— Всё, Тосенька, больше не буду, — обещает, притягивая к себе жену и чмокая её в щёку.
Но всё повторяется на следующий день. И на следующий, и на следующий… Цветы, конфеты, мусорный мешок, угрозы, шумное дыхание. Правда, обходится без сигарет и сбитых кулаков. Папа проклинает Сергея, тому, наверное, постоянно икается, мама втихаря капает себе успокоительные капли, а я каждый раз дёргаюсь от трели соловья, несущейся по дому.
На нервяке забываю о визите к врачу. Очередной звонок болезненно бьёт по вискам, отец на повышенных тонах захлопывает дверь, противно скрипит открывающаяся калитка, и что-то меняется в пространстве… Вибрация прошивает воздух, вызывая беспокойство в груди, с улицы доносится папин смех, следом знакомый, уверенный голос, с нотками самоуверенной наглости.
Глава 36
Марат
Юрик не подвёл. Правда, на вытягивание информации из Наденьки ушло больше недели. Не знаю, что он так долго делал, чтобы развязать ей язык, но в конце концов передо мной на столе лежат все контакты и реальное нахождение карамельки.
— Попалась, — в предвкушение потираю ладони и забиваю адрес в навигатор. Не терпится ворваться и забрать, пока она обескураженно будет хлопать глазами. — С пробками почти четыре часа.
— Нельзя так вламываться, — тормозит меня Тёмыч, ковыряясь в телефоне. — Анита у родителей, и у её отца проблемы с сердцем. Надо подготовить семейство, проявить себя с лучшей стороны. Смотри.
Он поворачивает ко мне экран с сайтом цветочного магазина и тыкает в картинку какой-то нежной херни белого цвета. Никогда не дарил бабам эту ерунду, обрабатывая на секс только словами. Мог взять с собой на море, купить в ювелирке безделушку, презентовать платье в ресторан, но на веники не делал ставку, считая пустой романтической чушью.
— Можно к букету добавить конфеты, игрушку или корзину фруктов, и оформить каждодневную доставку. Девушки любят цветы, а родители повышают балы за внимание к их дочери.
— Может кулон, серьги, браслет? — иду по привычному пути. — Удивлять и набирать очки, так по полной.
— Отправлять в дом родителей дорогие подарки нельзя, — осаживает, неодобрительно двигая подбородком. — Слишком вульгарный жест, выглядящий как оплата услуг.
— Это какие услуги надо оказать за золотые побрякушки? — теперь возмущаюсь я, бычась на прозрачный намёк в адрес моей ведьмочки.
— Вот сам и ответь за какие добрые дела дарят такие вещи малознакомые мужчины. Всё. Оформляю заказ на шесть дней. Через неделю Аните снимать гипс, так мы её сначала порадуем, а потом встретим у клиники.
Удивительные вещи. Если до второго