Марат

Вот не зря я всегда был противником брака и последков от него. Дети! Дети, это явно не моё. Горластые, шумные, неуправляемые. Природная стихия, уничтожающая всё на своём пути. Пообещав Артёму помочь с отроками, не представлял, что они своими выходками сожрут мою нервную систему.

Первые часы полностью вылетают из жизни. Всю глубину задницы понимаю уже в машине по дороге из аэропорта. Начинается с бестолкового спора, переходит в неконтролируемую возню, которая набирает обороты и выливается в жёсткую драку на заднем сидение. Никогда не думал, что дети, тем более брат с сестрой, могут устраивать такой махач.

Притормаживаю и съезжаю на обочину, чтобы хоть как-то повлиять на дерущихся ребят. Крик не помогает, и мы с Артёмом растаскиваем их по разные стороны, выдернув из салона на улицу. Никитос успокаивается моментально, а Лизка выкручивается из захвата и пытается добраться до брата.

— Придурок, — визжит она, выворачиваясь ужом. — Правильно мама говорит. Ты весь в отца.

На этих словах мы замираем, Тёма выпускает дочь, Никита крутит ей пальцем у виска, а сама Лизка густо краснеет, поняв, что и при ком вылетело из её рта. Смотрю на Верховина, и мне самому становится не по себе.

Вот оно — осознание потери детей и понимание, что авторитет теперь у другого дядьки, воспитывающего их. Может, конечно, он и не принимает участие в воспитательном процессе, но то, что Вадим трахает маму и содержит весь выводок, напрочь вытравляет отцовство Артёма.

— Прости, пап. Она не это хотела сказать, — старается выгородить сестру Никита.

Странно, но он, действительно, больше похож на Тёмку, и характер такой же. Безобидный оленёнок. Лизка же пошла в мать. Такая же пробивная, наглая и властная. Представляю, как она подрастёт, найдёт жертву и женит на себе, уподобляясь мамаше.

— В машину, — командую я, подталкивая Ника в открытую дверь. — Услышу хоть звук, свяжу и намотаю на голову металлизированный скотч. Сдирать будем вместе с волосами.

— Она права, — удручённо произносит Верховин, нервно оттягивая ворот футболки. — Я никчёмный отец и отвратительный муж.

— Это Ксюха твоя была отвратительной женой, пытаясь насильно подмять тебя под каблук. А сейчас выплёскивает неудачи на детей, выгораживая свою несостоятельность.

Тёмыч отрицательно дёргает подбородком и, пройдясь пятернёй по волосам, занимает своё место. Я старательно громко захлопываю дверь, выруливаю на шоссе и кошусь в зеркало заднего вида. Никитос виновато повесил нос, переживая за равновесие папки, а маленькая дрянь обиженно дует губы, так ничего и не поняв.

В город въезжаем в полной тишине, погрузившись каждый в свои мысли. В какую сторону крутятся шестерёнки в мозгах Артёма, мне слышно очень хорошо. Сейчас он старается понять, когда и в чём так облажался в семье. Знаю, что он недостаточно уделял им время, но никогда не позволял себе хамства и неуважения к домочадцам.

— Дура, — шепчет Никита, зло прищурившись на сестру. — Вечно ляпаешь, не подумав. Как мать. Всегда проблема держать рот закрытым.

Я, почему-то, улыбаюсь, услышав такую отповедь от тринадцатилетнего мальчишки. Приятно видеть в нём мужскую жёсткость, уравновешивающую Тёмкину бесхребетность. Надеюсь, из него выйдет толк, и, повзрослев, он перевоспитает своих кур, умеющих только кудахтать на мужиков.

Мы ещё не один раз за день разгоняем их по углам и, ближе к полуночи, выдыхаем, уложив двух монстров спать. Кухня, баклажка пива, прохлада из открытого окна и долгожданная тишина, кажущаяся большой роскошью. В голове колокольный звон, на душе до безобразия гадко.

— Если и женюсь когда-нибудь, то только на чайлдфри, — выдыхаю в потолок струйку горьковатого дыма.

— У них просто возраст такой, — защищает детей Артём. — Подрастут и угомоняться. Вспомни, как ты доводил всех в университете.

— Хорошие были времена, — улыбаюсь, беря стакан и делая глоток пенного. — А ты дурак. На тебя Верка из параллели смотрела, как кролик на морковку. С восхищением и обожанием.

— У неё пирсинг был в носу и в брови, — морщится Верховин, с тоской глядя в окно.

— И что?

— Я всегда сторонился неформатных женщин.

— Ты сторонился всех женщин, — протяжно выдыхаю, откидываясь затылком на стену. — Если бы не Ксю, так бы и жил до сих пор со своей правой рукой. Удивительно, что сейчас на тебя нашло?

— Чёрт! Мы забыли позвонить Гузману, — подрывается Тёмыч, скидывая с подоконника телефон и горшок с засохшей палкой, бывшей когда-то фикусом.

— Сегодня уже поздно, — смотрю на часы. — Его надо вылавливать днём, когда Силинская на работе. Надюша вряд ли сдаст подругу, поэтому брать придётся хитростью.

Нам бы разойтись и уделить несколько часов сну, но мы сидим и обсуждаем план, записывая контрольные фразы для запудривания Юркиных мозгов и для втягивания его в нашу авантюру. Мужской союз по завоеванию женских сердец, основанный для него на розовой романтике.

Чем меньше остаётся пива на столе, тем больше мне не терпится поделиться с другом своей новой книгой. Меня прямо распирает от желания услышать мнение профессионального корректора и редактора. И, когда все ходы завтрашнего разговора прописаны, перекрещиваю пальцы за спиной и выпаливаю:

— Я тут жанр немного сменил. В эротику понесло.

— Чего это вдруг? — удивлённо смотрит на меня, корректируя резкость в пьяных глазах.

— Да, навеяло, — пожимаю плечами, стараясь держать невозмутимую маску. — Постап, но с элементами порно. Там два космических пирата запали на дамочку из патрульного отряда. Она долго бегает от них, никак не решится, к кому прыгнуть в постель. В результате трахается сначала с одним, затем со вторым, а потом, выпив лишнее, оказывается в кровати сразу с двумя. После её похищают, и мужики рвутся на поиски.

— Что-то напоминает, — смеётся Артём, снимая с зарядки свой ноутбук и ставя передо мной. — Видно, конференция разжижила не только мне серое вещество.

Бегло пробегаю по тексту открытого романа и зависаю на последней главе, ещё недописанной, но с финальной сценой в ней. Широкая кровать, сбитые простыни, разгорячённые тела на ней. Она прогибается, подставляя грудь под поцелуи, цепляется ногтями в плечи, скребёт по уровню роста волос и содрогается от мощного толчка сзади и от звонкого шлепка паха, врезающегося в ягодицы.

Глава 34

Артём

Какой-то сюр. Мы пишем одно и тоже. Разница только в антураже, во временном диапазоне и в выбранном жанре. Ощущение, что вплетаем свою жизнь, как умеем, в художественное произведение. Самое смешное, что герои и по характеру срисованы с нас. Не удивлюсь, если Анита так же проживает наш совместный секс, и на рынок самиздата выйдет три книги об одном и том же.

А ещё я осознаю неприятную вещь. Какой