— Поехали? — Его губы растягиваются в ослепительной улыбке, от которой теряю равновесие. Я снова в той приватной комнате, где мы оба познавали Бога.

Он подмигивает, будто читает мои мысли. Я трясу головой, пытаясь вернуть себе хоть каплю самообладания. Но реагирую слишком медленно.

Раздается выстрел. Сзади бьется стекло. Крики сливаются с ревом двигателя. Металл скрипит. И на долю секунды я замираю.

Я снова там. Вижу, как умирает Ти-Джей. Как умирают они все.

Вторая пуля врезается в стену рядом, и я мгновенно действую. Хватаю Матиса за шиворот и толкаю за машину. Мышцы сводит, легкие сжимаются, и мир вокруг расплывается — я между раскаленной пустыней и реальностью.

В ушах звон, заглушающий все. Я лишь смутно осознаю хаос от разлетающихся обломков.

Хватаю пистолет и стреляю в три машины и мотоциклы, проносящиеся мимо. Не могу сосчитать, сколько стволов направлено на нас — зрение застилает пелена. Даже лиц не разглядеть. Может, они в масках.

Сознание мечется между Ближним Востоком, влажными джунглями Азии и Южной Америки. Горящим броневиком в Сенегале.

Снова и снова.

Джунгли. Лес. Песок.

Движение рядом вырывает меня из миража, но этого недостаточно, чтобы понять, кто это и что он делает. Я продолжаю жать на спуск. Снова. И снова. И снова. Джунгли. Лес. Песок.

Я выбегаю на улицу, преследуя их. Когда патроны кончаются, я тянусь под юбку за запасным стволом, но кто-то останавливает меня. Я замахиваюсь, но в последний момент сдерживаю удар.

Он знакомый. Я знаю его. Откуда? Его губы шевелятся, но я не слышу слов. Я уверена, что видела его лицо тысячу раз. Но не узнаю. Не понимаю, почему он трогает меня. Тянет. Где Ти-Джей? Где остальные мои?..

Кто-то резко дергает меня назад, и я поднимаю пистолет, чтобы выстрелить. Но оружие вырывают из рук прежде, чем я успеваю нажать на курок, и меня притягивает к другому лысому мужчине.

— Солдат, возьми себя в руки, — рычит он.

Я моргаю.

Раз.

Два.

И звон в ушах стихает. Вокруг всё горит — пока вдруг перестает.

Песок исчезает из поля зрения. Нет больше деревьев, лиан, запаха гари. Вместо них — сирены. Почему сирены? Кто…

Я жадно глотаю воздух, легкие горят, и медленно оборачиваюсь на звуки рыданий. Ужин. Отдельная комната. Мы только собирались уйти.

О боже.

Я шатаюсь к тому, кто лежит посреди подъездной дороги. Алая лужа растекается из его носа по бетону. Помощник парковщика. Ему… ему не может быть больше девятнадцати.

Меня снова дергают за руку. Резко поворачиваю голову — Сергей шипит:

— Нам нужно убираться отсюда.

Я могу только кивнуть. Та усталость, что я чувствовала раньше, — ничто по сравнению с бешеным стуком сердца сейчас. Будто меня натянули, как струну, и малейшее движение — я порвусь.

Сергей подталкивает Матиса к внедорожнику. Bugatti превратился в груду металла. Но Матис не двигается, протягивая мне руку, которую я не решаюсь взять. Боюсь, что любое прикосновение снова выбросит меня из реальности, и просто сказать «возьми себя в руки» будет недостаточно.

Мир сужается, пока не остается только я, черный внедорожник передо мной и воспоминания. Я не замечаю людей вокруг, не слышу шума. Вспышки того дня накрывают снова, становясь сильнее, чем ближе я подхожу к машине. И когда мои пальцы сжимают дверную ручку, всё рушится.

Треск огня, рвущийся металл врываются в сознание. Запах гари обжигает ноздри. В ушах звенит. Голова кружится. Боль пронзает ноги.

Так ярко.

Я вижу их тела.

Они мертвы. Все до одного, блять…

Нас сейчас атакуют. Они ранят Ти-Джея. Я должна остановить их. Я…

Колени подкашиваются, но что-то удерживает меня, не давая упасть. Я разворачиваюсь, чтобы швырнуть этого кого-то на дверь. Предплечье впивается ему в горло. Вокруг крики, но до меня доходит только далекий шум, пока что-то теплое не касается моей щеки, растворяя красную пелену перед глазами.

Передо мной — ярко-белокурые волосы и глубокие зеленые глаза.

Такие знакомые. И такие чужие.

Я не понимаю, где я. Что происходит? Почему он меня останавливает? Он хочет причинить мне боль?

Хотя я в секунде от того, чтобы ударить его, он улыбается, касаясь моей щеки.

— Вернись ко мне, — тихо шепчет он.

В его глазах тревога, но губы упрямо держат улыбку, будто нас не только что обстреляли, и я не была в шаге от того, чтобы избить его, потому что мне казалось, что сейчас снова начнется бомбежка.

— Прости, — он переплетает пальцы с моими. — Нам нужно сесть в машину.

Его вина накрывает меня, но я не двигаюсь. Дышу тяжело, через нос. Желаю быть кем-то другим. Желаю, чтобы картинки перестали бомбардировать мою голову.

Матис сжимает мою руку и открывает дверь, молча приглашая внутрь.

Я лучше пойду пешком.

Черт, я лучше сдохну здесь, чем сяду в эту машину.

Господи, да когда же это закончится. Это обычная машина. Не броневик. Мы не едем через пустыню, где нас могут подорвать. Мы, блять, в Колорадо.

— Залак, — его голос спокоен, в отличие от моего. — Нам нужно уезжать, пока Голдчайлд не вернулся добить начатое.

Краем глаза я вижу охрану, готовую в любой момент оттащить меня от него, если я снова сорвусь. Я отступаю, тяжело дыша. Не удивлюсь, если мои ладони в крови от того, как я впиваюсь в них ногтями. Неизрасходованная энергия пульсирует в венах, требуя выхода. Мне нужно драться. Бежать. Пить. Убивать. Что угодно, лишь бы избавиться от этой грызущей боли, расползающейся от груди во все стороны.

Матис отталкивается от внедорожника, поправляет пальто и жестом отгоняет охрану, будто я совершенно безобидна.

Мне не стоило здесь быть. Я не просто обуза — я угроза для того, кого должна защищать.

Завтра я скажу ему, что больше не могу. Потому что любой прогресс, который, как мне казалось, был за эти месяцы, — ложь. Все рейды, перестрелки, слежки — к черту. Я так далека от какого-либо исцеления.

Я — полный раздрай, и ничто меня не починит. Это всегда было плохой идеей; я просто была достаточно глупа, чтобы поверить, что жизнь станет добрее.

А сейчас мне просто нужно сесть в чертову машину.

Я зажмуриваюсь и залезаю внутрь. Дверь захлопывается — я вздрагиваю.

Дрожь бьет по телу, в горле встает ком. Я уставилась в окно, пока Матис обзванивает кого-то, кричит, требует информацию. Не знаю, почему он уверен, что это Голдчайлд, когда вокруг полно других угроз. Но у меня нет сил спрашивать. Если я открою рот, боюсь,