— Мне наплевать на ваши заголовки, — резко ответила я, встретившись с ним взглядом. — Мне нужна истина.

Его попытка запугать меня провалилась. Я видела, что он этого не ожидал. Но прежде чем набрать номер лаборатории, мой собственный аналитический ум заставил меня остановиться. А что, если уже слишком поздно?

Я быстро открыла браузер на телефоне и вбила в поисковую строку запрос о времени выведения различных веществ из организма.

Статья за статьей, сайт за сайтом — и с каждой прочитанной строчкой моя решимость сменялась леденящим ужасом. Гамма-гидроксимасляная кислота, флунитразепам, клонидин… Десятки названий препаратов, используемых для усыпления жертв, и у всех был один общий принцип действия. Быстрое всасывание и еще более быстрое выведение из организма. Большинство подобных веществ полностью исчезали из крови в течение восьми-двенадцати часов. Из мочи — максимум за сутки.

Я взглянула на время на экране телефона. Половина первого дня. Вчерашний корпоратив закончился около полуночи. Прошло уже более двенадцати часов.

Двенадцать часов.

Он дал отраве именно столько времени, сколько было необходимо для полного исчезновения всех следов. Он просчитал все до мельчайших деталей. Не только спектакль со свидетелями и юридические формальности. Он учел даже скорость метаболических процессов в моем организме.

Телефон медленно опустился в моих ослабевших руках.

Вот он — настоящий удар. Не крики, не угрозы, не предательство мужа и мачехи. А это холодное, математически точное осознание того, что меня полностью переиграли. Меня, которая всегда гордилась своим интеллектом, логическим мышлением, способностью просчитывать ситуации на несколько ходов вперед. Меня обвели вокруг пальца, как неопытного ребенка.

Он одержал победу в этой партии не потому, что я оказалась слабой или глупой. А потому, что он был дьявольски изобретательным, предусмотрительным и абсолютно лишенным моральных принципов.

Я медленно подняла на него глаза. Он смотрел на меня с пониманием того, что я наконец разгадала его замысел. В его взгляде читалось чистое, ничем не замутненное торжество победителя.

— Как видишь, дорогая Кира, — произнес он вкрадчиво, растягивая каждое слово. — у тебя нет никакого выбора. Его у тебя не было с самого начала.

В этот момент я поняла, что такое настоящее, абсолютное одиночество. Это не когда рядом нет близких людей. Это когда те, кто находится рядом с тобой, оказываются твоими заклятыми врагами. А единственный человек, на которого ты могла бы положиться — ты сама — только что потерпел сокрушительное поражение в решающем сражении.

Капкан захлопнулся окончательно. И я оказалась внутри него, одна.

Глава 3

Капкан захлопнулся.

Эти слова звучали в моем сознании как погребальный колокол, отбивая ритм моего поражения. Я стояла посреди спальни, которая за одно утро превратилась из уютного гнездышка в место казни, и смотрела им вслед. Вячеслав и Элеонора уходили не оглядываясь, их силуэты постепенно растворялись в ярком свете коридора. Спины у них были прямые, шаги — уверенные. Так выглядят люди, которые только что одержали безоговорочную победу.

Больше они не сказали ни слова, и это красноречивое молчание было страшнее любых угроз. Зачем тратить слова, когда все уже решено?

Когда за ними закрылась входная дверь, тишина, воцарившаяся в доме, стала почти физически ощутимой. Она давила на уши, сжимала горло, заполняла легкие тяжелым, густым воздухом. Я осталась совершенно одна в этом огромном, холодном доме, который еще вчера казался мне крепостью, а сегодня превратился в мрачную темницу.

Первое, что я почувствовала, было полное оцепенение. Словно все нервные окончания в моем теле разом отключились, оставив меня в состоянии странной отрешенности. Я продолжала стоять у окна, механически глядя на залитый солнцем город, но ничего не видела. В голове царила звенящая пустота. Адреналин, который поддерживал меня во время этого кошмарного противостояния, схлынул, оставив после себя лишь выжженную, безжизненную пустыню.

Сколько времени я простояла в такой позе — минуту, полчаса, час? Понятия не имею. Время словно остановилось, потеряв всякий смысл. Очнулась я только тогда, когда ноги затекли настолько, что начали предательски дрожать. Нужно было двигаться. Нужно было что-то предпринимать.

Вячеслав не сказал, когда именно я должна покинуть дом, но инстинкт подсказывал, что каждая проведенная здесь минута будет невыносимой пыткой. Каждый предмет мебели, каждый аромат, каждый луч света, падающий на отполированный до блеска паркет, напоминал о трех годах, построенных на чудовищной лжи.

Я медленно дошла до гардеробной. Просторная комната с аккуратными рядами одежды, обуви, аксессуаров открылась передо мной как музей моей прежней жизни. Платья от известных дизайнеров, туфли, которые я покупала во время наших путешествий по Европе, сумки, которые Слава дарил мне на различные праздники. Все это больше не имело никакого значения. Все это было просто реквизитом в спектакле, где я играла роль счастливой, обеспеченной жены.

Я двигалась как робот, управляемый чужой волей. Достала из дальнего угла большой дорожный чемодан — тот самый, с которым мы летали в медовый месяц в Италию. Поставила его на пол и широко раскрыла. Начала механически складывать внутрь вещи. Простые джинсы, несколько любимых кашемировых свитеров, удобные кроссовки, пару хлопковых футболок.

Руки работали автоматически, а в голове мелькали обрывочные воспоминания. Вот в этом платье я была на его дне рождения два года назад. А в этих туфлях мы танцевали на свадьбе наших друзей. Каждое воспоминание теперь казалось отравленным, фальшивым, как театральная декорация.

Подойдя к туалетному столику, чтобы собрать косметику, я неожиданно остановилась. Мой взгляд упал на фотографию в изящной серебряной рамке. На снимке были запечатлены мы втроем: я, мой покойный отец и Элеонора. Фотография была сделана около года назад на торжественном открытии нового филиала компании. Все мы улыбались в объектив — я обнимала отца за плечи, а Элеонора стояла рядом с ним, нежно прижавшись к его боку. Идеальная счастливая семья.

И в этот момент меня накрыло с головой.

Боль от предательства Вячеслава была острой и режущей, как удар хорошо заточенного ножа. Но боль от предательства Элеоноры оказалась совершенно иной. Она была тупой, глубокой, медленно разъедающей душу изнутри, как капли едкой кислоты. Слава был моим мужем всего три года, но Элеонора… Она заменила мне мать, которую я потеряла в детстве. Она пришла в нашу семью, когда я уже была взрослой девушкой, но сумела найти ко мне подход, завоевать доверие и привязанность.

Именно Элеонора утешала меня после внезапной смерти отца. Именно она держала мою руку на похоронах и тихим голосом говорила, что мы должны быть сильными, что теперь мы остались