Руки трясутся от гнева, когда я в который раз набираю номер Юры. И опять никто не берёт трубку.

Отстирываю трусики и вешаю их на батарею в ванной. А на Филиппа натягиваю Катины чистые трусы. Хоть до дома пусть в них доедет.

Замечаю на животе сына несколько красных пятнышек.

О-о-о… что там говорила воспитательница? Ветрянка?

Филипп явно чувствует себя хорошо. Скачет по кровати, показывая сестре язык.

Снова звоню Юре. И на всякий случай Ксюше с Тимуром.

Никто не берёт трубку…

А на часах уже девять, между прочим…

Наступаю себе на горло и нахожу в истории звонков телефон Юриной любовницы. Она звонила мне один раз с требованием забрать Катю.

Но и Аля не отвечает. Её телефон вообще вне зоны доступа.

И что мне делать? Оставлять Фила на ночь здесь?

Я не против, но что-то мне слишком тревожно. Почему никто до сих пор не хватился Филиппа? Почему никто не берёт трубку?

Сдаюсь и одеваю обоих детей. Не смогу заснуть, не узнав, что у них там творится дома.

Воображение подкидывает ужасные картинки из криминальных хроник. И я, подъехав к дому, я накручиваю себя так, что от страха у меня трясутся руки.

Жму на дверной звонок. Снова и снова. И ещё один раз.

Жму долго, так что малышам рядом со мной становится скучно. Они пытаются сбежать во двор на качели, но я не отпускаю. Удерживаю их за руки возле себя.

А дверь так никто и не открывает.

Липкий страх пробирается в душу. Плохое предчувствие щекочет нервы.

Нет, я не буду поддаваться паники. С ними ничего не могло случиться…

Если через минуту мне никто не откроет, я позвоню в полицию.

Холодный ветер пробирается под куртку, заставляя дрожать.

Дёргаю на всякий случай ручку. Дверь неожиданно оказывается не заперта. Она отворяется с неприятным скрипом, и дом встречает меня давящей тишиной.

Так не должно быть. В доме, где живут дети, не бывает такой тишины.

Беру Филиппа и Катю за руки и с опаской захожу внутрь.

Включаю свет в коридоре.

Полочка для ключей закидана горой счетов от коммунальных служб. Грязные ботинки всех членов семьи стоят неровным строем возле стены в коридоре.

Меня уже просто трясёт от паники.

- Да где же они все? – спрашиваю сама себя вслух.

- Они не пласнулись утлом, - спокойно говорит Филипп. – Я пласнулся, а они нет. Тётя Аля тоже пласнулась. Она отвела меня в сад…

24

Чувство такое, словно меня окатывает ведром ледяной воды. Внутри всё звенит от паники, а тело действует на автомате.

Сажаю малышей в коридоре на мягкий пуфик. Лучше им остаться здесь. Я не знаю, что найду в доме.

Малыши тут же слезают с пуфика, но я сажаю их обратно. Достаю свой телефон и включаю на нём мультик. Протягиваю детям, и они оба хватаются за сотовый.

Так, хорошо.

Пока бегу по коридору сжимаю и разжимаю кулаки, словно там меня может ждать драка.

Распахиваю комнату Ксюши. Она ближе всего.

Девочка лежит в своей кровати тряпочкой. И мне даже на секунду чудится самое нехорошее.

Словами не передать, что я пережила за эту секунду.

Подлетаю к кровати и выдыхаю с облегчением. Ксюша дышит и шевелится. А ещё она вся покрыта красными волдырями.

- Ксю, малышка… - зову дочку, но она только слегка ведёт головой.

Глаз не открывает. Прикладываю ладонь ко лбу – горяченный. В комнате Тимура нахожу то же самое. Правда, парень всё-таки открывает глаза. Смотрит на меня мутным взглядом и просит пить. Мчусь за стаканом с водой для Тимура, словно мне нужно тушить пожар. А потом бегу в нашу с Юрой спальню.

Муж тоже дома. Он, как и дети, лежит в постели. На нём вообще живого места нет. Всё в набухших пузырями волдырях.

На мой голос Юра не реагирует и вообще не шевелится. Кажется, ему ещё хуже, чем детям.

Хватаю Юрин сотовый, лежащий рядом с ним на покрывале, но он разряжен.

Бегу обратно в коридор. Сердце колотится в груди глухими ударами, но голова, как ни странно, работает чётко.

Я должна помочь им. Переживать буду потом.

Забираю свой телефон из рук малышей и шикаю, утихомиривая их возмущённые писки.

Вызываю скорую. Возвращаю телефон притихшей мелочи и иду ухаживать за больными.

С Тимуром проще всего. Выпив три стакана воды и жаропонижающую таблетку, он стал оживать на глазах. С Ксюшей пришлось повозиться: принять таблетку она была не в силах, но детский сироп проглотила.

И у неё, и у брата была температура под сорок.

Состояние Юры пугало меня больше всего. Он никак не реагировал ни на воду, ни на детский жаропонижающий сироп, который я попыталась ложкой положить ему в рот. А на градуснике, которым я измерила мужу температуру, показалась пугающая цифра. Сорок два градуса.

Скорая ехала долго. Я успела уложить малышей спать, напоить Ксюшу водой с помощью ложки, и даже влить чай с сахаром в Тимура.

- Свирепая ветрянка в этом году, - замечает приехавший по вызову доктор. Он проходит в дом, не снимая форменной куртки. На меня смотрит равнодушно и устало, на заболевших по-деловому внимательно. – И чем старше пациент, тем тяжелее болезнь… много таких случаев, что госпитализировать приходится, и летальные уже есть…

Доктор замечает, как сильно я побледнела, и машет на меня рукой.

- Ну чего вы разволновались? У вас тут никто не помирает пока.

- И даже он? – я киваю в сторону Юры.

- С ним посмотреть ещё надо… но, думаю, оклемается без больницы.

Доктор ставит Юре укол жаропонижающего. И пока врач заполняет бумаги за нашим кухонным столом, температура мужа снижается до тридцати девяти.

- Ну вот, - удовлетворённо говорит доктор, - я же вам говорил. Пока забирать не будем. Следите за температурой. Как очнётся – обильно поите. Завтра вызовите педиатра и терапевта. Они скажут, чем мазать вашу красоту. Если температура у мужа опять поднимется, и жаропонижающее не поможет, тогда снова звоните нам – заберём его в инфекционку.

Благодарю доктора чуть ли объятиями. Какое облегчение –