- Они у вас просто обезвоженные сильно, - говорит врач. – От этого и температура запредельная и слабость такая. Что ж вы их не поили-то совсем?

- Так вышло…

Не объяснять же незнакомому человеку нашу сложную ситуацию. В двух словах не расскажешь…

А к исчезнувшей без следа Але какие могут быть претензии? Она здесь тем более никто.

- Да-а-а, - задумчиво тянет доктор, - так много тяжёлых ветрянок сейчас, что мы даже специальную ветряночную бригаду организовали из переболевших медиков.

- Значит, вам не грозит эта зараза, - я улыбаюсь такой же усталой улыбкой, как у доктора.

- Она мне уже в кошмарах снится, - усмехается он, - по пятнадцать вызовов за день катаемся!

Всю ночь отпаиваю Ксюшу с Тимуром. Они слабые, как котята. До ванной сами дойти не могут.

Юра до конца в себя так и не приходит. К опасной отметке в сорок два градуса его температура больше не возвращается. И мне удаётся растормошить его настолько, чтобы заставить пить с ложечки воду.

До мужа страшно даже дотронуться. Вся кожа покрыта волдырями сплошняком.

Он бредит и едва слышным шёпотом зовёт меня то Кирой, то Олей. О любовницах, видимо, в таких случаях не вспоминают. Просит дать какую-то книгу. Просит выключить телевизор, которого нет в нашей спальне. От ложки с водой отворачивается.

И мне приходится вести с ним странные диалоги, чтобы уговорить сделать ещё один глоток.

- Я выключу телевизор, когда ты выпьешь ещё немного, - говорю строго.

Он слушается. Позволяет просунуть между пересохших губ ложку с водой.

И так до утра.

С удивлением замечаю, что за окном уже светло. Я так напряжена, что времени совсем не замечаю.

Вызываю, как велел доктор из скорой, терапевта и педиатра.

Детский врач приходит первым. Осматривает всех четверых и выписывает лечение. Оказывается, зелёнкой уже никого не мажут. В рецепте указан какой-то специальный крем.

Эх, а я-то уже готовилась рисовать ватной палочкой зелёный узор на своих подопечных.

Филу тоже ставят ветрянку. Он у нас везунчик. Пару прыщичков на животе малыш совсем не замечает. Они его не беспокоят и, видимо, даже не чешутся.

- Готовься, Катерина, ты следующая, - сообщает добрый доктор пока здоровой девочке.

Катя округляет в ужасе глазки и прячет лицо в ладошках.

Терапевт приходит после обеда. К тому времени Юра уже открывает глаза и, кажется, начинает понимать, что происходит.

Когда я даю ему стакан воды с таблетками, выписанными врачом, он пытается перехватить мою руку.

Ему не хватает сил даже, чтобы дотянуться до меня. Ладонь Юры без сил падает на одеяло.

- Почему ты здесь? – спрашивает он медленно и хрипло, едва ворочая языком. – Ты ведь не обязана…

Вздыхаю тяжело. Я не спала уже почти двое суток.

- Ну как же можно вас бросить?

Опускаю глаза. Я ведь всё-таки позвонила в службу опеки сегодня. Не для того, чтобы настучать на Юру. Не думаю, что случившееся можно считать неспособностью Юры позаботиться о детях.

Просто не хотелось бы, чтобы из опеки нагрянули с проверкой и обнаружили то, о чём им не сообщили.

- Не волнуйся, - я подаю Юре стакан с тёплым чаем. – Я останусь до тех пор, пока ты не встанешь на ноги.

- А потом? – хмурится Юра.

- Потом уеду, разумеется. К тому времени нас и разведут уже, скорее всего.

Юра откидывается на подушку, прикрывая глаза.

- Кира, я ни с чем не справился, - с отчаянием в голосе шепчет он. – Завалил все сроки по проектам и платежам. Теперь не знаю, что будет с фирмой…

Усталость прорывается в раздражение. Смотрю на больного мужчину строго, с осуждением.

- Знаешь, Юра, - холодно говорю я. – Если ты обанкротишься и начнёшь всё заново, дети простят тебе это. А если продолжишь забивать на них и пропадать на работе круглосуточно, то рано или поздно их потеряешь. Если уже не потерял…

*******

Спасибо, что купили книгу, и приятного чтения!

25

- Ксюша, не вертись! – я мажу раздетую до трусиков девочку специальной мазью, чтобы сыпь от ветрянки не чесалась.

Дети пришли в себя быстро. Силы вернулись к ним буквально за пару дней. Филипп так вообще не заметил, как переболел. Пару прыщичков на животе – это вся его ветрянка.

А вот Юра до сих пор очень слаб. Несколько дней у него держалась высокая температура под сорок, которую не удавалось сбить надолго. Дело осложнялось тем, что муж почти всё время спал, а когда просыпался, не сильно понимал, что происходит. Его сложно было заставить пить. А по словам терапевта, именно это могло бы помочь облегчить его состояние.

Я вливала в него воду и сладкий чай по ложечке. Будила его периодически специально для этого. Но легче ему не становилось.

Состояние Юры беспокоит меня. Почему ему не становится легче? Вызываю доктора на дом ещё раз, но он успокаивает меня. Да, болезнь протекает тяжело, но госпитализировать Юру нет необходимости.

Я испытываю смешанные чувства. Очень противоречивые. Оказаться снова в этом доме непросто. Как будто ничего не случилось. Будто Юра не приводил в дом свою любовницу и не прогонял меня. Аля испарилась, оставив семью буквально в смертельной опасности.

В моей душе поднимается ярость, когда я думаю об этом. Как можно быть настолько жестокосердной?

Это какое-то душевное уродство. Ведь она могла хотя бы позвонить мне или в полицию в конце концов. Сообщить кому-нибудь. Но она этого не сделала.

Тимур признался, что слышал, как она перед уходом говорила по телефону. Она сказала, что ей здесь больше нечего ловить. На такие проблемы она не подписывалась. Себя она не на помойке нашла. А ветрянкой ей болеть нельзя, потому что скоро у неё съёмки.

Я очень надеюсь, что ни один ребёнок больше не окажется под опекой этой женщины. Нужно совсем не иметь сердца, чтобы поступить так, как поступила она.

Ещё пришлось заняться наведением порядка и налаживанием быта. Дом действительно зарос грязью до самого потолка.

Наверно, что-то во мне изменилось, но я не стала геройствовать. Я больше не хочу играть в Золушку. Я достала все кредитки Юры, которые нашла в его кошельке, проверила на них баланс и спланировала бюджет на ближайшие две недели.

Денег вышло немного. Такой,