деньги, которые ты дала мне, продав свою квартиру. Тебе не нужно судиться за них со мной. Я верну тебе всё, и даже больше. Но тебе придётся подождать, извини. Фирма попала на крупную неустойку. Я сейчас больше должен, чем имею. Я напишу тебе расписку, если ты не против. Отдать смогу через год… Если делить имущество через суд, то ты просто получишь половину моего долга…
Я не успеваю ничего ответить. Юра уходит, хлопнув дверью. Слышу грохот от закрывшейся двери в коридоре ещё до того, как успеваю встать с кровати.
Запускаю трясущиеся пальцы в волосы. Юра думает о деньгах. Очевидно, он не хочет считать себя должным мне.
Может, я дурочка. Может, оторвана от реальности. Но меня больше всего интересуют дети. Никакой суд не поможет нам их поделить. Никто, кроме нас, не позаботится об их благополучии.
Это важно в первую очередь!
Отпускаю Ксюшу и Тимура домой с болью в сердце. Что их там ждёт? Упрёки от любовницы отца?
Каждый вечер, засыпая в обнимку с Катюшей, я плачу, думая о трёх детях, которых перед сном вряд ли кто-то сегодня прижмёт к себе или поцелует. Особенно переживаю за Филиппа. Он ещё слишком мал, чтобы обходиться без материнского тепла. Он чувствует себя брошенным и преданным мной.
Меня на части разрывает каждую ночь от этих мыслей. Наизнанку выворачивает. Бывают минуты, когда я даже готова вернуться к мужу. Лишь бы прижать к груди всех четверых детей разом. Лишь бы иметь возможность заботиться о них, как раньше.
Эти мысли быстро проходят, потому что за ними следует тошнота. Так моё тело реагирует на мужа. Он очень для этого постарался.
Адвокат присылает мне сообщение с датой, назначенной судом для нашего развода. Так скоро? Ах да, у нас же нет общих детей…
Ещё звонят из опеки. Сотрудница сообщает мне, что приходила домой к детям. Они открыли ей, и никого из взрослых с ними не было.
- Дом в плачевном состоянии, - сухо сообщает женщина, - кругом грязь, готовой еды нет, чистой одежды тоже. Скажу вам честно, я готовлюсь забрать детей оттуда. Мне нужно, чтобы вы были на связи. И хорошо бы иметь весомые доказательства того, что их отец не справляется. Если вы станете свидетелем жестокого обращения с ними или узнаете, что их оставили в опасности без присмотра, вызовите нас. Нужно зафиксировать всё документально, тогда можно будет изъять детей.
Мне не нравится такой исход. Я не хочу, чтобы Юра был отцом, который не справился. Не хочу получать детей таким способом. Но сотрудница опеки права, их безопасность важнее всего.
С того дня, когда муж приходил «говорить» со мной к Сергею, прошло уже две недели.
Ксюша с Тимуром не приходили ко мне уже несколько дней. И на звонки не отвечали. Тревожусь об этом. Неужели Юра забрал у них телефоны? Или придумал ещё что-то, чтобы заставить их не общаться со мной.
Когда вечером кормлю Катю на кухне ужином, у меня звонит телефон.
На экране высвечивается номер воспитательницы из группы Филиппа. С нехорошим предчувствием принимаю вызов.
- Добрый вечер, Кира Аркадьевна, скажите, вы вообще планируете сегодня забирать ребёнка из детского сада? Группа закончила работу полчаса назад, а за Филиппом так никто до сих пор и не приехал!
- А вы звонили отцу Филиппа? – спрашиваю растерянно.
- У меня в телефоне вбит ваш номер, – раздражённо отвечает воспитатель, - мне всю вашу семью теперь нужно обзванивать, чтобы домой уйти? Что мне делать с Филиппом? Не хотелось бы вызывать полицию…
- Нет-нет, не нужно полиции, я сейчас его заберу!
Заканчиваю разговор с воспитательницей и звоню Юре. Грызёт мысль о том, что стоило бы позвонить в опеку. Но я не могу себя заставить. Я до последнего хочу верить в то, что Юра справится. Ему не плевать на детей, я знаю.
С каждым может случиться такой прокол. Много кого забывали вовремя забрать из садика. Кто-то кого-то недопонял. Или случилось что-то непредвиденное…
От мыслей, что что-то могло случиться, сжимается сердце. И Юра, как назло, трубку не берёт.
Но это ведь не тот самый случай, когда дети в опасности? Ведь не тот?
Хватаю в охапку Катю и еду забирать Филиппа. Здесь не очень далеко.
Воспитательница сидит на скамейке возле крыльца в закрытый детский сад. Филипп развлекает себя тем, что прыгает по ступенькам.
Морщусь, заметив, что на сыне «дежурная» шапочка. Это значит, что в детский сад его привели сегодня без головного убора. А гулять без кепки или шапки почему-то в садике запрещено. На всякий случай в группе есть вот эта «дежурная» шапка.
- Я и так работаю в две смены, - жалуется воспитательница. – У нас в саду половина групп на карантин закрылась из-за ветрянки. И воспитатели на больничный ушли. А вы тут ещё и ночную смену мне решили организовать…
Извиняюсь за Юру и подхватываю на руки Филиппа.
Малыш сначала смотрит на меня недоверчиво, а потом пускается в слёзы. Прижимается крепко-крепко.
- Мамочка, ты за мной пришла....
По моим щекам тоже текут слёзы. Как же я соскучилась по этому сорванцу.
Звоню ещё раз Юре, но снова никто не отвечает.
- Кто привёз тебя утром в сад, дорогой? – спрашиваю у сына.
- Аля, - отвечает мне он.
Везу Филиппа к себе. В дом к этой Але точно не поеду. Если Юра накосячил и забыл про ребёнка, пусть сам за ним приезжает.
Честное слово, это последний раз, когда я делаю уже почти бывшему мужу одолжение. Последний раз, когда я его выручаю с детьми. В следующий раз обязательно сдам его в опеку. Надоело уже его халатное отношение.
Как можно было забыть об этом сладком малыше?
У Сергея в квартире Филипп не слезает с моих рук. Даже Катя не ревнует. Играет спокойно в свои игрушки, позволяя брату насытится контактом со мной. Я кормлю Фила ужином, пока он сидит у меня на коленях. Вычёсываю расчёской его спутавшиеся в колтуны волосы. Они у него красивые, как у Юры. Озорные русые кудряшки.
Пока помогаю Филиппу сходить в туалет, замечаю, что трусики у ребёнка очень грязные. И пахнут соответственно.
Злость