Каждая женщина — волчица, пока не коснешься ее детенышей или родни. Тогда она становится покорной сукой, готовой на любое унижение.

— Хорошо, — сказал я. — Пашку отвязать.

Брата отпустили. Он упал на землю, дрожа всем телом.

— Убирайся, — приказал я ему. — И запомни — если твоя сестра еще раз попытается сбежать, следующая пуля будет не мимо.

Пашка убежал, даже не попрощавшись с сестрой. А я остался наедине с Людмилой.

— Встань, — сказал я.

Она поднялась, не глядя мне в глаза.

— Посмотри на меня.

Подняла голову. Лицо в слезах, волосы растрепаны, на губах кровь — видимо, прикусила от стресса.

— Запомни этот урок, — сказал я. — Ты принадлежишь мне. Не Рустаму, не себе — мне. И любая попытка это изменить будет стоить крови.

— Я поняла, — прошептала она.

— Нет, не поняла. Но поймешь.

Я взял ее на руки, понес в дом. Она не сопротивлялась — вся энергия ушла на унижение во дворе.

В спальне я раздел ее грубо, рвя одежду. Платье, белье — все полетело на пол лохмотьями.

— Сейчас я покажу тебе, что бывает с беглянками, — сказал я, расстегивая ремень.

— Джахангир, пожалуйста…

— Поздно просить.

Я развернул ее спиной к себе, нагнул над кроватью. Она вскрикнула, когда я вошел в нее без подготовки, но не пыталась вырваться.

— Кому ты принадлежишь? — рычал я, двигаясь в ней.

— Вам, — выдохнула она.

— Кому?

— Джахангиру Магомедовичу.

— А кто такой Рустам?

— Никто. Прошлое.

— Кого ты больше никогда не увидишь?

— Рустама. Я больше никогда не увижу Рустама.

Я брал ее жестко, как зверь метит территорию. С каждым толчком вбивал в ее сознание простую истину — она моя вещь.

— Я куплю тебе новую одежду, — говорил я, не останавливаясь. — Новые украшения, новую жизнь. Но взамен ты отдашь мне себя. Полностью. Без остатка.

— Да, — стонала она. — Да, я отдам.

— Будешь делать все, что я скажу?

— Все.

— Будешь спать только в моей постели?

— Только в вашей.

— Будешь рожать только моих детей?

— Только ваших.

Последние слова довели меня до края. Я кончил в нее с рыком, представляя, как она носит под сердцем моего ребенка.

Секс после наказания — самый сладкий. Потому что женщина понимает — сопротивление бесполезно. Остается только покориться и получать удовольствие.

После мы лежали в обнимку. Она плакала тихо, а я гладил ее волосы.

— Не плачь, — сказал я. — Худшее позади.

— Вы монстр, — прошептала она уже в который раз.

— Ты научишься меня любить.

— Любить? После того, что вы делаете?

— Особенно после этого. Ты увидишь, как я могу быть нежным с теми, кто мне не перечит.

Я поцеловал ее в висок.

Она содрогнулась, но ничего не сказала. Урок пошел впрок.

А я лежал рядом с ней и планировал будущее. Нашу свадьбу, наших детей, нашу жизнь.

Некоторые вещи нужно брать силой. И женщины — одна из таких вещей. Главное — сломать правильно, чтобы не разбить окончательно.

Каждая женщина — дикая лошадь. Ее можно приручить только кнутом и пряником. Сначала кнут, потом пряник. И она будет скакать только под тобой.

Завтра она проснется другой. Покорной. Понимающей свое место.

А если нет — урок повторится. До тех пор, пока не дойдет.

________________

Глава 14

После вчерашнего урока я проснулась другой.

Не физически — хотя тело болело в тех местах, где он был особенно груб. Я изменилась внутри. Что-то сломалось окончательно, и теперь осколки резали изнутри при каждом вдохе.

Джахангир спал рядом, раскинув руку поперек моей груди. Даже во сне он меня контролировал, не давал сбежать. Рука лежала тяжело, как кандалы.

Я смотрела в потолок и понимала — вчера я видела свое настоящее лицо. Лицо женщины, которая готова лизать ботинки ради спасения брата. Которая покорно принимает унижения и называет это покорностью.

Стыд обжигал кожу изнутри, как кислота. Каждая клетка тела помнила, как я стояла на коленях во дворе. Как целовала его ботинки. Как кричала, что больше не буду сопротивляться.

И самое страшное — я не лгала. Я действительно больше не буду сопротивляться.

Сопротивление убивает тех, кого любишь. А покорность убивает только тебя. Выбор очевиден — лучше умереть самой, чем потерять последних близких людей.

Джахангир проснулся, когда солнце уже стояло высоко. Потянулся, поцеловал меня в шею.

— Доброе утро, моя девочка.

Моя девочка. Не женщина, не любимая — девочка. Как будто я была ребенком, которого нужно воспитывать.

— Доброе утро, — прошептала я.

— Как спалось?

— Хорошо.

Ложь. Я не спала почти всю ночь. Думала о Пашке, о том, как он убежал, даже не попрощавшись. О том, что теперь и он меня боится.

Джахангир встал, подошел к комоду. Достал маленькую бархатную коробочку.

— У меня для тебя подарок, — сказал он.

Подарок. После вчерашнего унижения он дарит мне подарки. Как будто можно купить мое прощение за красивую безделушку.

Он открыл коробочку. Внутри лежало кольцо — огромный бриллиант, который сверкал как слеза.

— Это для помолвки, — сказал он, беря мою руку.

— Для помолвки?

— Мы поженимся.

Кольцо было тяжелым. Красивым. Дорогим. И совершенно чужим на моей руке.

— Я не просил твоего согласия, — добавил он, видя мое замешательство. — Я просто сообщаю о своем решении.

Решение. Не предложение, не просьба — решение. Как покупка новой машины или смена обоев.

— Понятно, — прошептала я.

— Ты не рада?

Как объяснить ему, что радость и я больше не знакомы? Что внутри меня пустота, которую не заполнить никакими бриллиантами?

— Рада, — солгала я.

— Тогда поцелуй меня.

Я поцеловала. Быстро, как птичка клюет зерно.

— Еще кое-что, — он подошел к шкафу, достал длинный белый чехол.

Внутри было платье. Свадебное платье. Белое, как снег, с кружевами и жемчужными пуговицами.

— Примерь, — сказал Джахангир.

— Что это?

— Свадебное платье. Хочу посмотреть, как ты в нем выглядишь.

Свадебное платье. Символ чистоты, невинности, добровольного выбора. Какая издевательская ирония.

Я переоделась в ванной. Платье было прекрасным — шелк, кружева, тысячи мелких бисеринок. Настоящее произведение искусства.

Но когда я смотрела на себя в зеркало, видела не невесту — видела жертву в красивой упаковке.

Когда я вышла, Джахангир замер. В глазах вспыхнул огонь — не похоти, а чего-то более глубокого.

— Боже, — прошептал он. — Ты прекрасна.

— Спасибо.

— Нет, ты не понимаешь. Ты не просто красивая. Ты… совершенная.

Он подошел, взял за руки. На его лице было выражение, которого я раньше не видела. Нежность? Восхищение? Или просто удовлетворение покупкой?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — сказал он.

— Я счастлива.

— Опять лжешь.

— Нет…