Римма тоже ловила «волну» в таких случаях. И иногда ей казалось, что и она что-то такое начинает слышать. Видения у нее случались регулярно. Чаще всего туман, редко что можно различить. А бывало — увидит что-нибудь и отчетливо. Разобрать только трудно, к чему это. Но все-таки Римма старалась. И очень следила за продвижением Натальи по «битве». Переживала за нее, как за родную. Наталья пока не подводила. Никто и близко с ней сровняться не мог.

И когда она набрала больше всего баллов и прошла без проблем дальше, Римма удовлетворенно перевела дух.

— Молодец, — сказала она Тишке. — Я не я буду, если она не выиграет!

Тишка посмотрел на Римму, мигнул согласно.

Он всегда с ней соглашался, умница.

Потом Римма поставила сериал — Сашка ей скинул на флешку сразу восемь серий. Время было позднее, но Римма на время не смотрела. Ночные смены смешали для нее день и ночь в одни сплошные черно-белые сутки. Когда спать захотел — тогда и ночь.

Пока спать не хотелось. Мельтешение в голове, на час улегшееся благодаря Наталье, снова ожило, погнало мысли: Валера, соль, сын, Толик, институт, Валера…

Не уснуть. И Римма стала истязать себя сериалом — прогонять меньшим злом большее.

Сериал был так себе. Сюжет ничем не удивил. Фантазии — ноль. Словно штампованная деталь: ни выступа, ни зазубрины лишней. Девица жила при богатом папе, бед не знала, замуж за красавца жениха собиралась, забеременела даже, планы радужные строила — грандиозные. Но папу убили, дом и машину за долги отобрали, красавец пропал, остались нищета, живот и бездомье. Горе горькое, так сказать. И девица, сперва чуть себя не порешив, начала пробиваться наверх. Было трудно, потом очень трудно, потом совсем труба, но новый красавец уже мчался на джипе, едва не сбил на переходе, и тут все закрутилось — и любовь, и достаток, и счастье. Римма таких сериалов пересмотрела километры, поначалу с интересом, потом — от нечего делать, потом посмеиваясь и ругаясь: одно и то же. Но смотрела, куда было деваться? Там были актеры молодые, красивые, чего не посмотреть. Одевались модно, машины дорогие, из салонов, как игрушки. Дома, квартиры, обстановку — это Римма всегда с неслабеющим интересом отсматривала. Бывало, если актеры известные, и ничего даже фильм, не жалко времени.

Сегодня — было жалко. Слабенькая муть, актриса — плакса, только и умела, что слезу пускать. Римма таких не уважала. Плакать — это дело серьезное, не пустяки какие. Есть повод — плачь. А так, чтобы каждую минуту, нет, это чепуха, так в жизни не бывает.

Но другого ничего не было, а щелкать пультом Римме не хотелось. Ничего путного не найдешь, только измучаешься туда-сюда прыгать. Пусть уже идет. Тем более дальше интереснее пошло. Негодяй, к которому нанялась домработницей героиня, такую жизнь ей устроил — хоть в петлю лезть. Римма и жалеть уже девку стала: дура, зачем ты к нему пошла? Точно до панели доведет…

Смотрела, пока не почувствовала — хватит.

Тишка уже давно спал, сериалов не признавая. Лежал на боку, головой на подушке, ровно дышал — человечек с милой плоской рожицей, с ушками и усами.

Инопланетянин. Римма его не трогала, гладить не лезла. Ему тоже досталось, напереживался, — пускай спит.

Не досмотрев серии, выключила телевизор.

Погасила свет. Легла на спину.

И заплакала.

Надо было поплакать, иначе не уснуть. Лучше всего горе выходило со слезами, любые беды вымывались. Римма лежала ровно, слезы, легкие, быстрые, стекали по щекам, как по стеклу, не задерживаясь. Римма их изредка вытирала, но так, чтобы не мешать. То, что ей руководило, само знало, когда начаться, а когда остановиться. Тут смотря какой повод.

Сейчас повод был — Валера. Девку из сериала жалко еще было. Кино, а бывает, бывает…

Все другое тоже было, но главное — Валера.

«Как он мог?» — думала Римма.

Предатель.

И в груди толчками, сладкими, конвульсивными, отзывалось: как он мог? Как он мог? Как он мог?…

«Как он мог?» — текло по щекам.

«Как он мог… — сжималось в сердце. — Как он мог… как он мог… как он мо… как он… мо… он…он… он…»

Когда глаза высохли и дыхание стало ровным, Римма легла на бок, лицом к Тишке, натянула одеяло на голову и заснула.

Глава шестая

Проснулась в восемь. Спала бы дольше, но зять должен был привезти Алешу. А для внука Римма готова была пожертвовать всем, даже сном.

Алеша — ее главная радость. Мысль о нем сразу отодвигала все проблемы, словно теплым ветерком. Еще не выключив будильник, Римма улыбнулась: Алеша.

А доспать решили после обеда. На смену идти в семь, наверстает.

Толик был уже в кухне, что-то ел вчерашнее.

— Тебе когда в рейс? — спросила Римма, стоя к нему спиной.

— Не твое дело, — ответил он, не поднимая головы.

Ну, не твое, так не твое. Римма не настаивала. Если такой самостоятельный, сам в рейс и соберешься. Еды в доме — полный холодильник, каши-картошки сваришь, хлеба-молока-кефира можно купить сколько угодно — неурожая в стране нет.

Толик работал машинистом, водил товарные составы. Получал очень хорошо. Но работа была сложная, сама по себе нервная. Внимания требовала — вагон. Железная дорога, понятное дело, место такое — гиблое. Когда-то, еще в молодости, Толик задавил человека — до сих пор снился. По его словам, всем машинистам, у кого было это, снятся. Вдобавок, не было четкого расписания. Как состав сформировали, так и в дорогу. То есть, все время на телефоне. Могли и утром вызвать, и днем, и вечером. Раньше, когда не было мобильных, вообще от квартиры, от домашнего телефона, далеко отходить нельзя было. Чтоб всегда на связи.

Непросто приходилось.

Толик, может, и поправился так: ел все время, нервы заедал. А еще комиссия ежегодная. Напасть, которую, как огня, боялись все машинисты. Трясли их там здорово, если что не так, отшивали на раз, и мужики, у кого еще здоровье сохранялось, теряли остатки его в ожидании комиссии. До нее всего три недели. Еще и поэтому Толик взвинчен, боится. Давление у него пошаливало, зрение начало подводить, и прочее по мелочам имелось. А там и педали крутить, и по беговой дорожке ходить, и другие нагрузки. И психолог их так пытал, будто в шпионаже уличить хотел.

Кто его знает, пройдет — не пройдет. Вообще должен. Так-то он еще не