– А что же раньше не нашел? – подскакиваю к мужу. Трясу его за плечи и тут же оказываюсь прижатой к мощному накачанному телу. – Довели девчонку до инвалидности. Куда вы смотрели, родители хреновы? – всхлипываю горько.

– Да все очень быстро произошло. Столкнули ее с лестницы. Перелом зажил вроде… Потом бегала уже. А два месяца назад начался рецидив. Надя занималась… Она хорошая мать была…

– Я безумно рада этому обстоятельству, – отталкиваю от себя Рема. Он пытается схватить меня, но я отхожу в сторону.

– Мась, – глухо просит муж и не двигается с места.

– Что «мась»? – мотаю головой, сглатываю вязкий ком в горле. И кажется, уже не могу плакать. – Избавь меня от подробностей, Рем, – прошу твердо.

В голову бьет от нервов и избыточного давления. По легким будто огненная лава струится, не давая дышать.

– Оставь меня в покое, – бросаю напоследок и выхожу на террасу. Жадными глотками вдыхаю прохладный ночной воздух, в котором уже пахнет весной. Обнимаю себя обеими руками, смотрю на расчерченные ярким светом магистрали города и мысленно прощаюсь с ним. Я уеду. Насовсем.

С детьми и внуком буду видеться при случае. А может, с собой их перетяну.

И вздрагиваю, когда мне на плечи ложится мохеровый плед.

– Какого голая выскакиваешь? Простудишься, – ворчит Лактомский. Укутывает меня насильно. Притягивает к себе. – Не рыпайся, – просит устало. – Все равно мы вместе, масенька. Мой косяк – еще не повод рушить семью и любовь.

– Ты о чем говоришь? – разворачиваюсь к нему. Упираюсь кулачками в широкую грудь. – Что значит, не рушить? Ты все сам испортил, Рем. Видимо, раньше что-то сломалось в наших отношениях, раз ты к Наденьке пристроился. Измена – это уже крушение всего. Последствие, а не повод. Понимаешь? – колочу руками по плечам и груди Рема.

– Нет, – мотает он головой. – Ты ошибаешься. Я тебя ни на одну женщину мира не променяю.

– Уже променял, – прикусываю губу и замечаю горько. – Твоя Рената тому доказательство.

– Бред. Я все исправлю, Мась. Куплю тебе что хочешь. Машину пора сменить уже… Мини Купер ты хотела вроде…

– Мне ничего не надо, – чуть отхожу в сторону. – Я развожусь с тобой. Уже договорилась с адвокатом.

– Круто, – бодает головой воздух Лактомский. Засовывает руки в карманы, пристально смотрит на меня и просит с неохотой. – Валь. Пока повремени с разводом. Дай нам сначала Кокоса найти…

И тут до меня доходит.

О, господи! Все же проще простого.

Нет никакого Кокоса. Сгинул в тюрьме или уехал куда подальше. Нет его! Это постановка. Инсинуация Рема. Ему сейчас выгодно запугать меня, лишить воли. Установить свои правила. Поселить в доме Ренату и жить как и раньше.

Вот только я не могу. Не желаю жить в одном доме с предателем. И ни за что не поведусь на дурацкую постановку.

Нашел чем испугать, милый! Как бы не так!

Глава 20

Горло сжимает нервный спазм. Даже вздохнуть не могу.

– Нет, Рем! – подняв ладонь, останавливаю мужа. Стаскиваю по дороге плед. Иду на кухню. Наливаю в чашку воду из кулера. Делаю глоток и по привычке подхожу к окну.

Задумчиво смотрю на сонный город, опускаю взгляд на наш двор. Таращусь на клумбы и елочки, на припаркованные кое-как машины.

Сколько раз говорили, что нужна разметка во дворе. Случись что, ни пожарная, ни скорая не смогут подъехать. И самые драгоценные первые минуты будут упущены.

Мажу взглядом по детской площадке, по влюбленным подросткам, целующимся на качелях. И неожиданно упираюсь взглядом в знакомую фигуру под фонарем.

Та же голова, чуть втянутая в сутулые плечи, те же руки в карманах и старый помятый костюм явно на размер больше. И прическа.

С одиннадцатого этажа особо не разглядеть жидкие волосы, зачесанные назад. Но я узнаю человека сразу.

Это он. Накосов!

Чашка падает из моих рук. На шум привычно вбегает Рем.

– Тебе плохо? – опаляет меня больным взглядом. Обнимает за плечи, притягивает к себе.

– Посмотри, – киваю на одинокую фигуру под фонарем. – Это он… -прикрываю глаза. Стискиваю челюсти, не давая крику отчаяния выплеснуться наружу.

– Твою ж мать, – яростно выдыхает Лактомский. Настойчиво отводит меня от окна. – Не надо тебе тут маячить, – ворчит раздраженно.

Чувствую, как внутри у него все клокочет. Поднимается наружу черная ярость, в которой и убить можно.

– Иди к себе, мася, – командует Рем.

Но я останавливаюсь на полдороги.

– Это же он…

– Да хрен его знает. Мужик какой-то. Сейчас проверим, – отпускает меня и стучится в комнату к Маше и Андрею. – Андрюх, выйди.

– Что случилось? – появляется на пороге заспанный зять. В боксерах, лохматый и насупленный.

– Иди сюда, – кивает на кухню Рем. – Вон, видишь мужика, – показывает на Кокоса, присевшего на изгородь детской площадки. – Направь ППС документы проверить…

– Да он вроде ничего не нарушает, – мотает головой Андрей, зачесывает назад и без того короткие волосы. – Я не понимаю…

– Что за дурдом? – вплывает на кухню Машка, подает мужу махровый халат, чтобы не маячил в труселях. Выглядывает из-за плеча и вскрикивает. – Мам! Это же Кокос. Почему он здесь? Что теперь делать? – кидается ко мне.

Обнимаю ее. Прижимаюсь, словно к опоре. Вместе без сил опускаемся на диванчик.

– Спать, – рычит Лактомский, взмахивая руками. – Всем спать. Сюда он не зайдет. Андрюха сейчас к нему патрульных направит. Надеюсь, больше это мурло здесь не появится. В любом случае, сюда ему точно не добраться.

– Мы с Мишкой здесь во дворе любим погулять, – лепечет дочка.

– Маш, – пресекает ее стенания зять. – Телефон мой где?

Идет к себе. Отдает указания. И возвращается к нам в холл.

– Нормально все. Сейчас проверят, – кивает сумрачно.

– Ты сказал, что срочно? – уточняет у него Рем. – Они спать не лягут, – кивает на нас с Машкой.

– Да я уже понял, – вздыхает Андрей.