Она включила вытяжку и закурила с наслаждением. Дома курила меньше, чем на работе. Тут было больше дел, некогда. И тем дороже ценила каждую сигарету — ее три минуты медитации.

Думала про Сашку. Сидит у себя, заперся. Надо бы сходить к нему, но не хотела мешать. Вдруг занимается чем? Лучше не влезать. Поесть он поел, она оставляла полную кастрюлю отбивных — почти пустая. Тут ее мужики ее не огорчали: сметали все, что ни наготовит. Сашку уже разносить стало — в отца. Стал есть меньше: сказал, в джинсы, летом купленные, не влезает, живот растет — стыдно. А по Римме, пусть лучше полный, чем тощий. Мужчина должен быть в теле. Иначе какой с него работник? Смех один, вроде Костика. Правда, Толик уже слишком разъелся. Как говорят, поперек себя шире. И щеки стали — ох, щеки! Когда у него наросли такие щеки? Или они всегда были, а она до сегодняшнего дня не замечала? Должно быть, были. Не за один же день они появились. Привыкла, каждый день видя, вот и не замечала. А сегодня…

А что сегодня?

Появился Сашка, отвлек от мысли.

Встал на пороге. Округлый, ладный, красивый — Римма залюбовалась. Хотя и в домашних шортах был, в старой майке — красавец парень. Лицо, главное, какое! Лоб высокий, умный, глаза большие, как у девушки, темные ресницы и сочные губы — ее губы. Носик, правда, в отца, но мужчину такой нос не портит. Наоборот, твердости придает, лихости даже.

По виду Сашки нельзя было сказать, что он ощущает сейчас в себе особенную твердость или даже лихость. Наоборот, был вял и как-то словно далек.

«Из-за Толика», — поняла Римма.

— Привет, — ласково сказала она, гася сигарету.

Не любила курить при детях, пустое.

— Привет, — отозвался Сашка, садясь на табурет к столу.

Он поймал убегающего Тишку, положил себе на колени, принялся гладить. Тишка терпел, косился на Римму — оцени.

Римма взглядом ответила: ценю, терпи. Надо.

Тишка закрыл глаза: ладно уж.

— Есть хочешь? — спросила Римма.

— Не-а, — отозвался Сашка.

Опустив голову, он гладил Тишку — водил рукой взад-вперед, как утюгом, думал про другое. Тишка чувствовал это к себе равнодушие, но, поглядывая на Римму, терпел. Впрочем, к Сашке он относился неплохо.

— Отец ругался? — спросила Римма.

Сашка скривил рот набок: ругался.

— Орал?

— Так…

Римма помолчала. Сашка недавно приехал с сессии, учился в областном городе заочно. Привез два хвоста. Из четырех экзаменов не сдал два. Плохо. Говорит, очень тяжело, всех валили. С ним друг ездит, тот тоже не сдал. Теперь надо пересдавать. Деньги за пересдачу, на поездку, жилье… Понятно, отчего Толик злой. Так это хорошо, ему сказали, что только один экзамен не сдан! Сказали бы про два — туши свет. Он и один еле пережил, бурчал неделю.

А тут еще станок этот, как назло.

Все сразу.

И Валера…

Не стала Римма укорять Сашку ни за упаковку от бритвы в ведре, ни за неубранное в раковине. Хотя и чесался язык. Видела: худо ему и так. Весь какой-то опущенный, вялый. Глаза прячет. Коту сейчас спину протрет, как только Тишка терпит? Из-за экзаменов так переживает, что ли? Или из-за отца? Тот тоже хорош, не мог сдержаться. Нашел повод — чепуху смехотворную. Вот эти мужики! Вечно у них проблемы не там, где нужно.

— Поел бы, — снова сказала Римма. — Там тортик в холодильнике, попей с чаем. Вкусный…

— Я знаю, мама, — отозвался Сашка. — Не хочу.

— Завтра тогда поешь.

— Ага.

Он посмотрел на нее, как давеча Толик смотрел. Точно хотел что-то сказать убийственное — и вот-вот скажет.

Римма замерла.

У этого что?

Не хвосты — из-за них так не был бы расстроен. Он уже на третьем курсе, хвосты были и раньше, тут он закалку имеет. Тогда что? Из-за отца? Расстроился, конечно, кому приятно, когда на тебя орут? Но Римма видела — не Толик причиной. Что же тогда? Влюбился? Она не знала его жизни вне стен дома, лишь кое-что, коротко, когда был в настроении и сам рассказывал. Так, обычная молодежная жизнь. «Движуха», как они говорили. Собирались, «тусили», выпивали — Сашка этим делом не увлекался, не в отца, слава Богу. Все в меру, все как у всех и по возрасту. Ходил на свидания — Римма это видела по тому, как тщательно иногда собирался. Бывало, и дома не ночевал. Но так, чтобы серьезно с кем — вроде ни с кем. Но кто ее знает, эту любовь? Она момента не выбирает, тут не было, а тут — вот она, здрасьте.

Неужели влюбился?

А то, может, хуже: жениться собрался?

Римма хотела спросить — и заробела. А вдруг скажет: собрался. Как ни мужественна она была, а тут чувствовала: ничего такого она знать не хочет. Не сейчас!

У Сашки застыл взгляд, рука остановилась, и Тишка тихонько выскользнул на пол, убежал в спальню. Надоели ему эти разборки, и Римма его понимала.

Сашка сидел, молчал. Смотрел перед собой.

А может, в игры переиграл? День сидит за компьютером, вот и ходит еле живой, весь отрешенный?

Хорошо, если бы так.

— Завтра что тебе приготовить? — спросила Римма.

— Что хочешь, мама, — уронил Сашка.

— Я цыпленка запеку в майонезе, — предложила Римма. — С корочкой, как ты любишь.

— Ага, — без энтузиазма согласился Сашка.

— Или, может, мясо по-французски сделать?

— Как хочешь, — повторил Сашка. — Что тебе проще…

— Тогда цыпленка, — сказала Римма. — Давно не делала. И салат с кальмаром. Ладно?

— Ладно, — кивнул Сашка.

Он усмехнулся чему-то, посмотрел на мать.

Она поняла: сейчас скажет.

Внутренне приготовилась к удару.

Ну! Я готова, давай.

Но сын огорошил, едва не убил.

— Я буду бросать институт, мама, — сказал он.

Сказал негромко, как бы даже равнодушно. Но в голосе чувствовалась решимость.

— Как это — бросать? — опешила Римма, больше всего испуганная не смыслом сказанного, а именно этой решимостью.

Всякого ждала, мысленно уже ненавидела будущую невестку, подгузники на внука надевала, но такого?

— Не хочется мне учиться, — сказал Сашка. — Неинтересно, и вообще…

— Как это неинтересно? — перебила его Римма. — Ты же мечтал в этот институт поступить. Хотел быть программистом. Сколько про это говорил! А теперь — неинтересно?

Сашка пожал плечами.

— А кем я буду? Сидеть на заводе или на фирме, за идиотами компы ремонтировать и получать копейки?

— Ну почему копейки? — возразила Римма, понимая, что не так сейчас надо говорить.

А как, не могла сообразить. Слишком неожиданно это на нее свалилось. Плюс все остальное