него сверху. Душу в ярости. И прихожу в себя, когда мой товарищ Сеня Грибов оттаскивает меня в сторону.
— Ты что? Сдурел? — рявкает, ударяя кулаком мне в плечо. — Из-за всякой гниды хочешь с пола срок серьезный поднять?
— Спасибо, Гриб, — выдыхаю медленно. — Ты прав, — прислонившись к стеллажу затылком, выдыхаю тяжело.
Краем глаза наблюдаю, как Тарань тяжело поднимается с места. Вытирает рукой юшку из-под носа.
— Ты попал, Катран! Теперь ходи и оглядывайся. Братва тебя за меня на куски порежет, — изрыгает он проклятия и бежит к своим.
— Как он тут оказался? — ухает как филин Сеня.
— Да откуда я знаю, — пожимаю плечами. А во время ужина ко мне подходит брат-близнец Тарани и, паясничая, бросает небрежно.
— Ты — Катран, что ли? Идем со мной. Тебя Святый зовет…
— А доесть можно? — косясь на тарелку с пшенкой, уточняю насмешливо.
— Нет. Пахан ждать не любит, — лыбится «шестерка».
— Не ходи. Они забьют тебя там, — хватает меня за рукав Гриб.
— Пойду, — поднимаюсь с места. — Лучше перетереть с авторитетом, чем получить от шестерки нож под ребра.
— Правильно мыслишь, — ухмыляется посыльный. И меня самого пробирает до костей. Представляю, что испытала моя Соня, столкнувшись с похожим отморозком в коридоре. Да еще охрана подыграла той стороне. Мать их. Всем настучу по репам. Никого не пожалею.
Глава 23
Длинным коридором иду к блатным. Смотрю на вихляющий походняк провожатого. Усмехаюсь зло.
«Зачем я понадобился Святому?» — размышляю дорогой. Это подстава была? Не случайность?
А у самого крышу рвет.
«Спокойней, Женя», — уговариваю себя.
Давай, выдыхай. Сейчас любое неверное слово, жест любой неправильный, и ты уже в жмуриках с номерочком на ноге.
«Что хотят? Что могут предъявить?» — словно в картотеке, перелопачиваю в башке факты и события. Когда меня посадили, мои друзья выходили на криминал. Даже что-то платили в общак. И я почти весь срок отмотал без происшествий.
Не санаторий, конечно. Но как в трудовом лагере. Нормально все было. А теперь что случилось?
И Соня моя тут при чем? Кто на нее позарился? Тарань или Святый? Вот в чем вопрос.
Захожу в большую душную камеру. Вытираю ноги у входа, бросаю «Вечер в хату!». Все как учили меня.
И сразу получаю толчок в спину.
— Направо шагай. Двигай булками. Святый ждать не любит.
Осторожно кошусь по сторонам. Натыкаюсь на мрачные насмешливые взгляды, на перекошенные рты и на глаза, в которых нет ничего кроме злобы.
«Какого хера я сюда пошел? В Джеймса Бонда решил поиграть. Похоже, Гриб был прав. Меня тут прибьют, а тело где-нибудь в сортире бросят», — думаю, проходя в самый дальний угол камеры.
А там на шконке сидит коренастый невысокий мужик в цивильном. Пьет что-то из большой керамической кружки и смотрит на меня внимательно и печально.
— Ну, здравствуй, Катран, — роняет серьезно. — Говорят, ты сегодня на одного из моих солдат напал. Обоснуй…
— Он первый начал, — выдыхаю на автомате. Нахожу взглядом Тараньку. Тот всем своим видом показывает свое превосходство. Ухмыляется.
Попал я. Даже если драться начну, куда мне против толпы зеков, охочей за развлекаловом?
На себя плевать. Здесь, в тюрьме, научился понимать, что наша жизнь не стоит и копейки. Что надо радоваться каждому дню и брать от жизни все по максимуму. Каждый день, каждый час, без всяких этих «Нельзя» и «Стыдно».
Кому нельзя? Мне все можно!
Вот и с Соней мы быстро сошлись. Ни об одной минуте не жалею.
«Девочка моя, с кем ты теперь останешься?» — думаю горько. А сам стараюсь держаться спокойно. Хотя точно знаю, ничего хорошего мне тут не светит. Зря пошел. Дурак, бл. дь.
— Ты как в детском саду, Катран, — усмехается невесело Святый. Трет коротко стриженую башку. Смотрит внимательно.
— Да это не я, — пожимаю плечами. — Твой пассажир мою жену напугал. Потом на меня напал на складе. Я ответил. За себя и за нее.
— Тарань, что за беспредел? — не повернув головы, лениво интересуется пахан. И мелкая шестерка тут же вылетает вперед, повинуясь тихому голосу Святого.
— Да он пуху на вентилятор накидывает! Я вообще ни при делах! По складу шел. Закладку забрать хотел. А этот напал на меня…
— Не врешь? — устало интересуется пахан. Пьет что-то, смотрит будто сквозь меня.
— Зуб даю, — кивает тот. Паясничает, приставляя большой палец к зубам, а потом к горлу. Блатными ужимками доказывает свою правоту.
«Все. Я пропал», — абсолютно спокойно констатирую факт. И украдкой смотрю по сторонам. Кто кинется, буду бить насмерть. Пусть сдохну, но живым не дамся.
— Я понял, — коротко кивает Святый. Смотрит мне за спину. Кивает. Напрягаюсь, ожидая удара. Но рослый парень, стоящий за моей спиной, неожиданно бьет Тараню.
— Святый, ты мне не веришь… А какому-то гаду красному поверил! — орет тот, утирая кровь.
— Ты — стукач и провокатор, Тарань, — сплевывает каждое слово пахан. — Ты нас подставить хочешь?
— Ммм… Святый, — выходит вперед худой дед весь в наколках. — Тарань — наш, а этот бродяга. О нем никому ничего неизвестно? Обоснуй свое решение.
— Почему неизвестно? — усмехается Святый. — Катран — мужик правильный. Живет по понятиям. И хоть далек от нашего дела, за него просили.
— Кто? — не унимается дедок.
— Мой братан. И вот ему я верю безоговорочно. Понял? — сверлит глазами Тараньего «Адвоката», и когда тот сливается, указывает мне на место напротив. — Присаживайся, Катран.
«За меня просили? Кто?» — думаю в ужасе. Я далек от криминала. Не имею ничего общего с преступным миром, и, если честно, меня воротит от блатной романтики.
Но сейчас… Главное, выйти отсюда живым. Потому как мне есть ради кого жить. Ради Сони.
«Мы не предохранялись!» — бьет стрелой запоздалая мысль.
Если залетим, а меня тут грохнут, как моя девочка справится? Семья не бросит, конечно. Но как ей жить дальше?
Сцепив пальцы, молча смотрю на Святого. А он изучает меня.
— Знаешь, хоть кто просил? — усмехается весело.
— Могу только догадываться, — пожимаю плечами.
— Лом, — тихо бросает Святый.
А я лихорадочно вспоминаю. Мой дружбан по универу, Рем Лактомский*, что-то рассказывал о своем друге и брате криминальном авторитете. Но того звали иначе…
Чебак? Чубук?
«Чебурашка, Чебоксары, бл. дь», — усмехаюсь мысленно, а вслух выдыхаю на автомате.
— Че…
— Да, ты прав. Так меня Лом зовет. А зона свои погремухи выписывает, — рассказывает неторопливо. Наливает в видавшую виды кружку черную, как нефть, жидкость. И меня передергивает.
— Нежный ты, Катран, — смеется Святый и приказывает своим. — Водки принесите. Я друга встретил. Мы с ним за жизнь побалакаем…
— А с этим что, Святый? —