И, хоть все во мне протестует против подобного решения, а чуйка верещит, что женщину нельзя оставлять одну после такого события, как незапланированный секс (а то, что она его сто процентов не планировала, ежу понятно) с малознакомым мужиком, причем, даже без защиты, я все же поступаю так, как нужно.

Почему-то мне кажется, что Воробушек не из тех, что будут падать в обмороки от ситуации или устраивать истерики в стиле “Ах, какой ужос, я не такая”.

И сейчас ей надо дать чуток пространства, чтоб смогла принять решение.

Правильное.

Понятно, что, если она решит, что я переборщил, и вообще неправильно все было, то я отъебусь и настаивать не стану…

Плыву, размеренно загребая руками и обдумываю последнюю мысль, прислушиваюсь к себе.

Точно, не буду? Сто процентов?

Не факт.

Мне понравилось потому что. Сто лет такого секса не было. А может, и больше… Может, даже с молодости моей, дурной и веселой…

Столько лет прошло, забылось, эмоции стерлись, кроме самых ярких, самых болючих или, наоборот, самых счастливых.

И почему-то секс — вообще вне каких бы то ни было категорий.

Просто… Ну… Секс — он и есть секс… Первый не помнится, давно это было, в школе еще.

Остро помнится тот отрыв, когда вернулся с войны. Но и там все нечетко. Загул бешеный, голова — больная, яйца — пустые.

Первый раз с Ларой, матерью моей Васи… Не особо. Она девочкой была, Лара, пугалась меня. А я… Я был напористый и дурной. Не стал ждать. Не смог терпеть. Дурак, чего уж там. Не думаю, что ей сильно нравилось со мной сексом заниматься, но деваться было некуда. Это я теперь понимаю, что херню делал, а тогда… Казалось, все охуенно.

Девочка чистая, моя, такая, что башню сносило. Я ей — все на свете. Бабло, хату, тряпки и цацки. А она мне — себя.

Простой тогда я был.

И мир вокруг меня простой.

И ударил по морде со всей своей жесткой простотой… Отхватил я тогда — заебись, как круто.

Когда узнал, что Лара свалила, не стала даже суда надо мной дожидаться… Вот тогда думал, что выйду, найду и убью. Выл от боли, внутренней, жуткой, резавшей хлеще, чем тот хирург, что с того света меня, молодого мудака, вытащил когда-то… Кстати, удивительное дело, плохо помню то, что в то время происходило, а лицо его, этого мужика, суровое и усталое, прямо отчетливо. Я ведь хотел его найти потом, отблагодарить… Но… Закрутился, завертелся, не нашел. А потом — сел. А потом… Забыл.

Почему вспомнилось сейчас?

Наверно, потому, что если и был в моей гребанной жизни ангел-хранитель, то это вот этот врач, двадцать четыре на семь спасавший таких вот молодых ребят, ничего не видевших в этом мире, не успевших даже пожить толком.

Потом в моей жизни много чего было…

И много чего осталось.

То, что я сам создал, то, что хотел.

Когда я строил этот дом, то не думал, что в нем появится моя дочь. И, однажды темной ночью, придет в этот мир моя внучка. При помощи уже своего ангела-хранителя.

Нежного маленького Воробушка, с твердым взглядом и жестким голосом.

А еще она — сладкая, мягкая и невероятно открытая в сексе. Доверчивая. Податливая. Искренняя…

Нет… Не отъебусь. Однозначно. Даже если захочет все тормознуть. Просто поменяю стратегию, и все.

Я сегодня, так-то, не планировал тоже.

Оно само как-то…

Получилось…

Охуенно получилось, я считаю.

Дверь в душевой открывается, и на пороге появляется моя сладкая любовница.

Тут же переворачиваюсь на спину и мягко покачиваюсь на воде, не сводя взгляда с сочной ладной женской фигурки.

Ее мягко обволакивают пары водной пыли, вырвавшиеся из душевой. И кажется, что это пена волн, а она — Афродита, как в той знаменитой картинке, где богиня стыдливо прикрывает грудь…

Моя богиня не прикрывает ничего.

Она идет ко мне, молча, смотрит пристально в лицо. И не могу понять, как себя вести. Звать ее к себе? Или просто дождаться, когда сама решится? Не спугнуть бы… А то бегай за ней потом…

Валентина подходит к краю бортика, взгляд открытый и серьезный. Губа закушена чуть-чуть. От перепада температуры соски поднялись, острыми стали. Охереть, как красиво. Смотрел бы и смотрел…

Мы смотрим друг на друга, и есть у меня ощущение, что это как перетягивание каната. Кто первым сдастся?

Я уступаю даме.

Тихо хриплю:

— Или ко мне, Воробушек…

Валентина выдыхает…

И прыгает в воду. Ко мне!

И, хоть я ждал, конечно, и дико хотел этого, все равно теряюсь на мгновение. Ищу ее по бассейну, не нахожу, оглядываюсь…

И вижу, как она выныривает у противоположного края!

Ах, ты, кошка ты морская!

Шумно фыркнув, словно тюлень, догоняющий самочку, погружаюсь в воду и выныриваю около нее, ловлю в угол, успев зажать до того момента, как она уйдет в воду, скользнув между моими ладонями.

— Шустрая… — шепчу ей в губы, прежде чем поцеловать. Долго-долго, сладко-сладко. Она застонав тихо, сама подается ко мне, обхватывает прохладными ладонями, под водой — обнимает ногами.

И хорошо, что тут мелко, я могу стоять.

Она — не может, ей по макушку. Да и не надо ей стоять. Я подержу. На своем члене.

Воробушек распахивает пораженно ресницы, словно не ожидала того, что я вот так, сходу, в нее член засуну.

А я вот такой, неожиданный!

Ловлю тихий вскрик губами, запечатываю его, покрепче сжимаю свою добычу и мягко трахаю ее, повинуясь мерному движению воды. Это не про финал сейчас, это про процесс. Мы чуть-чуть перекусили уже, теперь хочется легких гастрономических изысков.

Например, медленно-медленно трахать нежную, разомлевшую женщину в воде, облизывать ее влажную кожу, кусать раскрытые в стоне губы… Кайф… Это словно в другую реальность выпасть. Отключиться.

А после, так и не кончив, но от души кайфанув, вытащить свою добычу из воды и утащить в теплую сауну, полную влажного душистого пара… И там попробовать ее на вкус, заставив дрожать и метаться по каменной лавке, выкрикивая мое имя. Хотя… Она кричит “Зевс”… Мне нравится. Заводит.

И зафиналить забег в джакузи, посадив уставшую, только что сладко кончившую женщину на себя. И качать, качать ее, наблюдая, как член выходит и опять погружается в узкую нежную плоть. У нас разные габариты, но мы пиздец, как совпали. Она маленькая и тесная, и