— Пришлю, — обещаю и отключаюсь.

Бросаю взгляд на маму.

Она все слышала.

Осуждающе смотрит на меня.

— Ой, и проблемы ты создаешь, Надь, — тянет она, недовольно поджав губы. — Не от Паши они. А от тебя! Придумала что-то в своей голове и живешь в этом мире. У людей бывают предательства и пострашнее поцелуя. У вас дочь! Только ради этого можно простить.

На мамины слова ничего не отвечаю. Я сама виновата, что она так рассуждает. Я не рассказала ей всей правды.

Остается родительница с нами недолго. Вскоре вызывает машину и уезжает. Провожаю ее и возвращаюсь к дочери. Мама Ефима выделила нам с Ангелиной довольно просторную комнату, и даже кроватку уже с соседями сюда затащили.

— Ну как вы здесь? — мама Ефима входит к нам. Старается говорить на русском, но, чувствую, разговоры у нас будут веселые.

На русском женщина говорит плохо, но то, что я ей говорю, понимает. У нее барьер именно на речь.

А я хоть и могу говорить на румынском, и понимаю, но скорее на разговорном уровне. То и дело проскакивают русские слова, не имеющие в моей голове перевода на нужный язык.

— Уснула, — указываю на дочь. — Можете говорить на румынском. Я так-то понимаю, о чем вы.

— Спит крепко? — спрашивает женщина шепотом.

— Да, — киваю, указав на своего ангелочка в кровати. — Может, вам помочь с чем-нибудь нужно? — поднимаюсь с кровати, где складывала вещи дочери в стопочки.

— У меня хозяйства нет, — хмыкает она. — Я на кухне сейчас рыбу жарю. Тебе ведь можно?

— А почему нельзя? — выгибаю бровь.

Раньше считала советы старших устаревшими, а сейчас начинаю понимать, что половина из них дельная. То же молоко, которое пропало. Таблетки пила — не помогали, а после смеси соседки словно все нормализовалось. Хватило дочь накормить и даже на ночь немного запастись.

— Диеты там всякие, — пожимает она плечами. Мотаю головой, и мы вместе покидаем нашу с дочерью комнату. — У меня когда дочь беременна была, то ей после родов многое запретили, потому что реакция у ребенка была, — объясняет свой вопрос мама Ефима.

— У Ангелины все хорошо идет, кроме цитрусов, — отвечаю женщине. — Но и на них реакция минимальная. Она у меня с отменным здоровьем родилась в этом плане. Никаких аллергий.

— Ну отлично, — бросает, подойдя к сковороде и перевернув рыбу. — Я тогда еще мамалыгу сделаю. Будешь?

— Может, помогу? — предлагаю ей.

— Как хочешь.

Мамалыга — это кукурузная каша, которую варят в казанке. Во время варки ты ее постоянно должна перемешивать и по окончании она твердеет. Становится похожа на кукурузный тортик. После этот тортик режут ниткой. Можно и ножом, но я еще с детства любила мамалыгу только из-за ее способа подачи. Затем свой кусочек можно есть со всякими добавками. Со сметаной, поджарками, помидорами, брынзой или с чесноком.

Как-то я готовила ее Паше. Он долго хохотал, когда я пыталась порезать торт ниткой и сказал, что дома меня одну больше оставлять не будет. И обещал наточить ножи.

Черт! Опять мысли к нему вернулись.

— Ты чего улыбаешься?

— Ничего, — отвечаю хозяйке дома, продолжая мешать кашу.

— Я все спросить тебя хочу, — немного смущенно, но все же решительно заговаривает она. — А Ангелинка — не дочь моего Ефима? Он сразу возле тебя крутиться начал. И к девочке хорошо относится. Может там…

— Нет, Ангелина — не дочь Ефима, — отвечаю ей, поджав губы. — А крутился он, потому что вы его так воспитали. Быть добрым к тем, кто нуждается в помощи.

— Это да, — тянет, и улыбка расползается по ее лицу. — Он у меня такой, — и тут же начинает хмуриться. — Не женится только. А ему ведь уже больше тридцати. У вас там ничего нет? Может, хоть шанс на отношения? Я не против.

— Нет, — качаю головой, вспомнив про Машку. Думаю, после того, как она за Ефимом будет приглядывать, невестка у матери Ефима все же появится. — Мы с ним скорее друзья.

— Жаль… Я уже внуков хочу, а он и не думает торопиться. Совсем меня не жалеет.

— Не нашлась еще та самая, — развожу руками.

— Найдётся она, если девушек меняет, как перчатки, — зло вздыхает. — А ты? Отец твоего ребенка где?

— Не спрашивайте, — вздыхаю. — У нас все сложно.

— Думаешь, у меня все легко? — фыркает она на мои слова. — Отношения это всегда сложно. Ты, надеюсь, не запрещаешь отцу и дочери встречаться? Я поначалу такой дурехой была. Запрещала. А потом поняла, что ребенка отца лишаю. Ты уж не посчитай, что в жизнь твою лезу, но у каждого ребенка должны быть мама и папа. Мама, которая будет воспитывать и запрещать есть много сладкого, и папа, с которым они будут объедаться этим сладким в тайне от тебя.

— Я знаю…

— Понимаешь, в жизни каждого ребенка рано или поздно появляются “плохие” компании. Это должен пройти каждый, — продолжает женщина. — И лучше “плохой” компанией будет отец, у которого частенько у самого детство в одном месте играет. Он будет контролировать шалости вашей дочери, — она говорит, а в моей голове уже рождается эта картинка. — Да, ты будешь на них злиться, но, поверь, это будет лучшее время в жизни Ангелины. Это их с папой особый мирок. Каждому ребенку нужен отец, — она делает короткую паузу и отводит взгляд, словно что-то вспоминает. — Я тогда все же разрешила Вове брать Ефима. И смотри, что из этого вышло. Он вырос настоящим мужчиной, который помогает сейчас отцу. Который приходит домой каждый день и дарит мне цветы, потому что отец его этому научил. Я не жалею о своем выборе и тебе хочу посоветовать поступить так же. Ребенку нужны отец и мать, независимо от пола…

Если бы все было так просто…

Поужинав еще раз с мамой Ефима, возвращаюсь в свою комнату ровно к пробуждению дочери. Приласкав её и в миллионный раз сказав о своей любви, кормлю и малышку, которая с аппетитом накидывается на грудь.

Из головы не выходят слова женщины.

Ребенку нужны отец и мать.

И я согласна с ней на все сто, ведь сама жила без папы и знаю, как это было. Как папы приходили за девочками в садик, а меня всегда забирала бабушка. Когда все на двадцать третье февраля дарили открытки папам, а я дедушке. Как в тайне мечтала о том, что папа однажды придет и спасет меня от всех.

И как после прорабатывала эту травму с психологом, так и не почувствовав любви отца к дочери.

Но как дать Ангелине папу? Как все провернуть, чтобы никто не пострадал?

Скажу Паше о дочери — не отпустит нас двоих, и Дорофеев сразу же начнет действовать. Нас с дочерью Паша укроет. Возьмет под свою защиту и моих родителей с братьями. Бабушку с дедушкой. Ефима… но это уже куча людей! И это лишь меньшая часть дорогих мне людей. А Дорофеев, как выяснилось, слабые места выявлять умеет.

Нашел же он Пашину слабость — меня.

Идеально будет, если Дорофеева посадить, но даже оттуда его руки дотянутся до кого-то из любимых мной людей.

Единственный способ, который все решит — смерть Дорофеева.

Но я никогда не возьму такой грех на свою душу. Заказать или самой убить — я на такое не способна. Такое лишь в фильмах и книгах.

Может, со временем, но сейчас я к такому не готова.

Поправляю шапочку дочери и глажу свою обжорку, которая ест и ест.

На телефоне загорается незнакомый номер.

Вздрагиваю.

Это Дорофеев!

Он узнал о Паше!

Он звонит, чтобы сказать, что заберет у меня Ангелину.

Не хочу брать трубку.

Но я должна. Иначе он все поймет. Поймет, что я ищу пути отступления.

— Алло, — неуверенно отвечаю, а голос дрожит. Страшно до безумия. Боюсь любого звука и тяжелого вздоха Дорофеева.

— Жалею, что научил тебя бегать, — звучит в трубке родной и спокойный голос. Сабуров не злится. Просто констатирует факт.

— Паша, — радостно вздыхаю.

— Это ты так рада меня слышать? — удивляется он. — Хмм… стоило набрать раньше, значит. А я думал, злиться будешь. Так же как и я, когда мне сказали, что ты сбежала.

— Я занята, Паш, — нужно сбросить трубку. Иначе я точно расскажу ему все. А у меня пока нет плана. — Давай в другой раз поговорим?