— Нет, — тянет он довольно. — Я пью чай. Хочу поболтать.

— Паш… мы больше не женаты, — напоминаю ему.

— Почти не женаты. Разводимся, — поправляет он меня. — Но мы были друзьями до того, как решили пожениться. А значит, после брака откатились назад. Я хочу поговорить со своей подругой, Надюша. И мы с тобой говорим.

Упёртый.

Но я так соскучилась по нему, что не могу отказать. Не могу нажать отбой.

— О чем? — спрашиваю шепотом.

Дочь хватает меня за прядь волос и тянет, привлекая внимание к себе. Ловит мой взгляд и как бы говорит: “Расскажи папе обо мне!”

— Что делаешь? — Паша выбирает самый банальный вопрос.

— Насыщаю организм едой, — завуалировано отвечаю.

— Хмм… И какой же едой?

— Молоком, — шепчу, рассмеявшись.

По лезвию ножа хожу, но ведь ни капли не вру.

— Просто молоком? — недоверчиво переспрашивает. — Кто этим может наесться?

— Просто молоком, — подтверждаю.

На минуту между нами повисает пауза. Я слышу, как Паша пьет чай и что-то кусает.

— Не хочешь спросить, что делаю я? — наконец спрашивает он.

— Чай пьешь, — отвечаю за него. — Ты же уже говорил.

— А где я его пью?

— Где ты его пьешь? — испуганно шепчу и зачем-то бросаю взгляд на окно. Боюсь его увидеть там. Но Паши там нет.

— Надь, я не боюсь больше твоих пряток, — звучит жестко, но уверенно. — Я уже нашел тебя в другой стране. А найти тебя в одном городе не составит труда. Я уже знаю все, что мне нужно. Но не это главное, — короткая пауза, и он продолжает. — Надя, когда ты расскажешь мне, что происходит? Когда ты позволишь мне сделать то, что я обещал делать для тебя всю жизнь? Решать проблемы той, кого люблю.

— Паш, а ты был у психолога? — интересуюсь у него вместо ответа. — Тебе не ставили комплекс спасателя? Тебе нужно лечиться. Ты не можешь помогать всем.

— Это у нас семейное, Надюш, — произносит он, громко рассмеявшись. — Передается по мужской линии. Наш сын будет таким же.

— У нас не будет сына, — хлестко ударяю его словами и напоминаю. — Мы же разводимся. А еще… я не могу родить.

— Почему не можешь родить? Давай без тайн. Просто расскажи мне.

Несколько секунд решаюсь, а затем заговариваю.

— Почти сразу после побега я проходила обследование, — Дорофеев заставил. — Это было нужно. Я делала это в частной клинике. Без документов. У меня проблемы с сердцем, Паш. Мне нельзя беременеть и рожать, потому что для меня это может закончиться летально.

— У тебя же было нормально с сердцем всегда, — Сабуров прекращает есть.

— Врач сказала, это могло случиться на фоне сильного стресса.

Я узнала о заболевании, когда была на седьмом месяце. Дорофеев отвез меня тогда в клинику, где я должна была родить. Меня стали обследовать, и кардиолог выявила нарушения в работе сердца. Меня даже хотели прокесарить в этот же день, но я настояла на том, чтобы доносить и родить в срок.

Вся семья, узнав о диагнозе, тут же окружила меня заботой. Мне запретили работать в огороде. Только за компьютером и совсем немного.

Поэтому Ефим на меня злился, застав в клубнике. Он запрещает мне что-либо делать. Умоляет его просить о помощи.

Мне удалось доносить Ангелину до девяти месяцев, а затем я согласилась на роды. Обратилась в ту же клинику, потому что там меня наблюдали без документов. Я пролежала там неделю. Риски не выжить были большие, но на родах меня сопровождала куча врачей. Роды прошли успешно.

Но больше врачи не советуют мне рисковать. Потому что следующий раз точно будет летальным.

После родов все стало только хуже. Я стала чувствовать боли в сердце. Кардиограмма подтвердила нарушение.

Я больна. Я не смогу иметь детей. Но у меня есть дочь… Дочь, которая не принадлежит мне.

Надежда

— Это из-за меня? — доносится голос Паши в трубке, напоминая о себе. — Из-за меня у тебя проблемы с сердцем? Из-за того, что я тогда признался тебе в том, что поцеловал другую?

Из-за Паши, но скорее из-за его образа жизни и врагов, а не его поступков.

— Нет, — отвечаю на его вопрос с ноткой грусти. — Из-за непростой жизни.

— Давай я оплачу другую клинику? — предлагает он. — В России у меня куча знакомых профессоров. Давай покажем тебя им? Вдруг есть решение?

— Решение уже есть, Паша, — хмыкаю на его слова. — Не рожать больше. И меньше нервничать.

— Но зачать ты можешь? Ну то есть твои репродуктивные функции в порядке?

— Ну да… — растерянно киваю.

— Значит, будет у нас сын! — довольно, как ни в чем не бывало восклицает он. — Наймем суррогатную мать. Мою младшую сестру, Лину, тоже выносила суррогатная мать. Ничего, нормальная родилась. С придурью, правда, но, думаю, это из-за Лапинских генов в ее крови, а не из-за суррогатной матери. И сын, и дочь будут у нас, Надюш. И сердце мы твое подлечим. Ты же не смертельно больна? Все решим!

Мечтатель…

Пока мы все проблемы решим и дойдем до этих врачей, всякое может случиться.

— Как Лина, кстати? — увожу тему в другое русло.

— В порядке, — тянет он с улыбкой. Разговор о детях поднял ему настроение. — Но я ничего не буду рассказывать. Сама все узнаешь, поговорив с ней.

— Вредный, — тяну, театрально рыкнув. Вздыхаю и еще раз пытаюсь до него достучаться. — Паш, мы не будем вместе.

Пока это невозможно.

План за пару дней я не придумаю.

Здесь нужно время.

— Будем! — вступает он со мной в спор. — Я готов с тобой поспорить, что ты через месяц вновь станешь моей женой. Вновь будешь называть меня любимый или муж.

— Боюсь, ты не прав, Паш… — тяжелый вздох.

— Ну вот что я должен сделать, чтобы оказаться правым? — его вопрос ударяет в самое яблочко.

— Убить человека… — вырывается у меня само по себе.

— Кого? — без тени сомнения спрашивает. — Назови имя, и уже завтра к утру этого человека не будет в живых. А ты будешь в моих объятиях.

— Ты готов взять такую ответственность на себя?! — недоуменно восклицаю и даже дочь от такого моего тона перестает есть. — Тебя же посадят.

— Надь, ты хоть знаешь, чем занимается моя семья? — хмыкает он на мои слова. — Нас не посадят, иначе бы уже давно посадили. Поэтому скажи, кто тебя обидел, и я все решу.

— Я не хочу, чтобы ты это делал, — отвечаю, но кривлю душой. Поэтому добавляю. — Не по моей просьбе. Я не прощу себе, если умрет человек по моей указке. Даже такой ужасный, как он…

— Надюш, ты где? — просит он выдать себя. — Скажи мне адрес и я заберу тебя. Ты расскажешь мне свою историю. Просить меня кого-то убивать не надо. Я сам решу, как поступить с обидчиком, и это будет лишь моя ответственность.

— И ты сможешь после такого спокойно жить? — шепчу. — Жить, зная, что ты кого-то убил?

— Да, — уверенно отвечает, поражая своими ответами и уверенностью. — Потому что ты будешь рядом. Потому что я буду знать, что тот, кто заставил тебя плакать, больше не причинит тебе зла.

— Ты уже делал это раньше? — интересуюсь со слезами. — Убивал кого-то?

Нет, это не мой Паша…

Мой Паша не такой!

— Надюш, скажи, где ты, — просит он вновь, и я сбрасываю вызов.

Нет, нельзя!

Я не могу позволить этому случиться… Не могу! Я не хочу быть виновником чьей-то смерти, но по тону Паши, я понимаю, что он убьет Дорофеева своими руками.

Павел

Надя прерывает звонок раньше, чем мне хотелось бы. Оставляет меня без ответа на вопрос, хотя я был настроен получить от нее хотя бы какие-то зацепки уже сегодня.

И все же кое-что я узнал. Ей правда кто-то угрожает. Кто-то, кого она боится. Мой враг… И самое главное в этом всем, что Надя хочет избавиться от этой опасности. Иначе бы не заговорила о кардинальных мерах.

Надя не такая. Никогда бы не решилась на убийство. Даже на разговоры о нем.

И пусть пока она мне ничего не сказала. Кое-что я могу сделать сам. Идея возникла во время разговора с женой.

Хватаю телефон и, не смотря на время, набираю манипулятора, чьи гены унаследовал.