— И не подумаю! — отодвигаю ее, чтобы увидеть девочку вновь. Что-то в ней кажется мне родным и очень знакомым.

Девочка начинает ворочаться, кривясь и строя гримасы, пробуждаясь. Перед глазами всплывают детские видео моей сестры. Девочка в коляске — ее копия. Хотя, может, все дети похожи, когда кривляются. Но эта в особенности Лина.

Быстро в голове считаю сроки. Внутренне надеюсь, что не совпадут даты. Верю в то, что Надя не могла так со мной поступить.

Но если девочке сейчас полгода — то вполне возможно. На вид ей примерно столько и есть. Но я не уверен. Некоторые дети и меньше могут быть, чем положено по их возрасту. А могут быть и больше.

Поэтому все спорно.

— Тогда мы уйдем, — заявляет Надя.

Хватает коляску, намереваясь сбежать от меня опять. Останавливаю ее, схватив за ручку коляски.

— Надя, это ведь не моя дочь? — задаю вопрос, который причиняет мне боль. — Ты ведь не сбежала от меня, будучи беременной?

— Даже если так, что с того? Уйдешь? Уходи! — с вызовом произносит та, что раньше даже и в мыслях себе такие разговоры позволить не могла.

Не узнаю ее совсем.

Она уже не та, какой была раньше.

— Это твоя дочь? — с напором спрашиваю. Ее молчание становится мне ответом. — Ей полгода?

Надя кивает, глядя в пол.

— Это моя дочь, Надя? — повторяю, с трудом сдерживаясь, чтобы не прибить ее.

Клянусь, это первый раз, когда я так зол на нее. Впервые мне хочется причинить ей боль. Такую же, как и она мне сейчас.

— Неважно, Паша. Отпусти! — просит она, начав плакать. — Нам нужно домой. Нас ждут.

— Если это моя дочь, то она будет со мной, — говорю ей жестко. — А где будешь ты — решай сама… — дергаю коляску на себя и везу ее к машине.

Надя бежит следом.

— Паша, нет! — кричит она. — Пожалуйста! Паш, не надо!

— Я не отбираю у тебя ребенка, — говорю спокойно, но все же грубо. — Садись в машину. Ты — моя жена. Это моя дочь. Вы по праву обе мои!

— Паш… — хватается она за другую часть коляски и тянет на себя. Пытается вырвать себе победу, но видно, что старается сделать это аккуратно, чтобы, не дай бог, не перевернуть коляску и не навредить дочери.

Водитель выскакивает из машины, чтобы помочь. Хочет оттащить Надю от нас с девочкой. Жестом руки его останавливаю.

Моей жены вправе касаться лишь я один! Да и Наде я вреда причинить не хочу, а за его силу и намерения я не отвечаю.

— Паш, нет! Пожалуйста! — молит Надежда. — Ты не понимаешь, что делаешь! Не понимаешь! Отпусти ее! Дай нам спокойно уйти домой! Пожалуйста!

— Она уедет со мной, с тобой или без! — заявляю ей, тоном давая понять, что иначе быть не может.

— Это несправедливо! — вопит, чуть сильнее, чем ранее, дернув коляску на себя.

— А скрывать от меня дочь справедливо? — ударяю ее ответно словами.

Наклоняюсь, чтобы взять малышку на руки. Но, смешно признать, страшно как-то. Боюсь взять как-то не так. Повредить, не дай бог.

В полгода они уже держат голову? Или нужно придерживать?

Черт… не помню ничего!

— Я сама ее возьму, — доносится тихое от Нади. — У нее зубки болят. Если ее напугать и разбудить окончательно, то машина наполнится ором. А характер и голос у нее точно не в меня. Оглохнуть может каждый.

Характер у нее в мою сестру, может быть. И сила голоса. Проверю.

— Ты едешь с нами? — уточняю у Нади, внимательно глядя на нее.

— У меня нет выбора, — шепчет обреченно.

Рад, что она это поняла.

Как и то, что сегодня я намерен получить все ответы.

Надя

Аккуратно беру на руки дочь. Она уже начала пробуждаться от наших с Пашей споров, но благо все произошло на улице. На улице она спит крепче и некоторые звуки может игнорировать. Привыкла к ним.

На ферме то и дело были крики, гул машин, звуки работы всяких установок, поэтому Ангелина к шуму привыкшая.

Сажусь в машину вместе с малышкой, крепко прижав ее к себе на случай, если Паша все же решит ее забрать без меня.

— Удобно? — уточняет Сабуров. — Может, ее укутать в пледик? — достает из коляски некоторые вещи, отдавая все мне. — Коляску брать не будем. Другую потом возьмем.

— Ой, мне ключи нужно отдать! — неожиданно вспоминаю о связке в своем кармане.

— Кому? — недовольно рычит.

— Маме Ефима, — испуганно отвечаю.

— Степан, останься, — просит он водителя и протягивает мне руку.

Вкладываю связку ему в ладонь. Паша закрывает дверцу и, обойдя машину, отдает ключи своему водителю. Сам садится за руль.

Несколько секунд смотрит на нас с Ангелиной через зеркало заднего вида, а затем заводит двигатель, и мы куда-то уезжаем.

— Это моя дочь? Так ведь? — жестко уточняет он.

— Твоя, — киваю.

Несколько минут молчания, и он вновь заговаривает.

— Зачем ты так со мной поступила, Надь? Я понимаю, что Дорофеев тебе угрожал, но скрывать от меня дочь? Думаешь, я бы не перевернул ради вас двоих этот мир? Думаешь, не спас бы вас от всех бед? Думаешь, позволил кому-то хоть пальцем вас коснуться?

— Он угрожал моим родным, Паш, — говорю ему, чувствуя, что вновь начинаю плакать. Но уже даже не знаю от чего. От облегчения или от страха. — Они и сейчас под угрозой. Все это время были! — восклицаю и рассказываю ему о том, как Дорофеев, представившись моим братом, перевернул всю мою жизнь.

— Дорофеев, значит? — хмыкает.

— Дорофеев, — подтверждаю.

Паша берет телефон и набирает дедушку. Узнаю по аватарке на экране звонка.

— Дедушка, это Дорофеев, — говорит ему Паша. — Нужно с особой жестокостью. Но оставьте его для меня. Я со своей семьей скоро прилечу и сам с ним поговорю, — выслушивает ответ на том конце и отключается.

Виновато смотрю в пол.

Боюсь.

Знаю, что Паша с ним сделает. И чувствую себя во всем виноватой.

И пусть Дорофеев заслужил это за все свои злодеяния, я не хочу быть виноватой в его смерти.

— Ты ведь понимаешь, что теперь речи о разводе не идет? — спрашивает меня Паша, поймав мой взгляд в зеркале. — Моя дочь будет жить в полной семье. С любящими друг друга и ее саму родителями.

— Понимаю, — согласно киваю. — Паш… мы не сможем уехать, — начинаю, понимая, что Паше нужно рассказать абсолютно все, независимо от последствий. Он должен быть готов к тому, что Ангелину мы потеряем.

— Твои документы скоро подготовят, Надя, — перебивает он меня. — Не переживай.

— У Ангелины тоже нет документов.

— Даже свидетельства о рождении? — удивленно вскидывает бровь, но затем сам себе же и отвечает. — Хотя как его могли сделать, если у тебя нет документов? Ты хотя бы в нормальных условиях ее рожала?

— Да, — киваю активно. — Она полностью здорова. Но капризная сейчас из-за зубок. Переносит очень плохо. Когда первый зубик вылез мы вообще всей фермой вокруг нее скакали.

— Ничего, справимся!

— Дорофеев организовал для меня клинику для родов, — продолжаю рассказывать.

— Ну хоть здесь спасибо мерзавцу, — фыркает он.

— А потом забрал ее, — выпаливаю, но стараюсь аккуратно. Все же человек за рулем. — По документам Ангелина — его дочь, а я никакого отношения к ней не имею. Он оставил ее мне лишь на условиях, что я никогда не буду с тобой видеться.

Машина резко тормозит, остановившись на обочине дороги. Машины позади возмущенно гудят.

Паша оборачивается ко мне.

— Что?! Что ты только что сказала?!

— Он может ее забрать, — добавляю. — Он может ее забрать, потому что по документам она его дочь.

— Не заберет, — рычит Паша. — Я уже попросил дедушку достать его. И, кажется, с особой жестокостью все же для него мягко! — рычит. Несколько минут молчит, как и мы с дочерью, а затем заговаривает, но уже спокойнее. — Проблема с Ангелиной решаема. Мы просто сделаем ей документы с правильными данными. Никто не сможет усомниться в нашем родстве, ведь любой тест ДНК докажет, что мы ее родители. Ты будешь ее матерью, а я отцом. А дочь Дорофеева по имени Ангелина просто пропадет. И не мои проблемы, как он с этим будет разбираться.