– А я на работу. Клиентов надо провести по врачам. Там неотложный случай.

– Если неотложка, пусть в скорую обращаются. А у нас отец лежит, – фыркает недовольно Вадим.

– Отец перебрал с алкоголем, – припечатываю каждым словом. – Сейчас лекарство прокапает, он придет в себя. Потом выпьет энтеросгель, бульон поест и поедет на работу. Немного внештатная ситуация. Я прошу тебя сорок минут посидеть рядом. Проследи, чтобы отец, пока спит, не двигал рукой. Потом Маша вынет иголку. Да, Маш? – оборачиваюсь к дочери.

– Обязательно, – кивает она. Смотрит с жалостью на отца, раскинувшегося на кровати мертвым богатырем. Смаргивает слезы.

– Ну дурдом! – фыркает и выбегает из комнаты.

Согласна. Дурдом. Не я его организовала. Вот только мне разгребать. Еще Рената эта…

– Тетя Валя, – слышу ее тоненький писк.

– Что? – поворачиваюсь к девочке.

«Ребенок не виноват», – напоминаю самой себе.

– Мне вещи нужны. Они дома остались. Папа отвез меня к тете Свете в куртке и в пижаме, – тонкие пальчики хватаются за футболку с мишками. – Вся моя одежда дома осталась. Тетя Света мне Маринкины вещи дала.

– А в сумке что? – спрашиваю оторопело.

– Валик для ноги. Лекарства, ортопедические брюки, – вздыхает девочка.

– Хорошо, – инстинктивно не хочу вникать в подробности. – Денис с тобой съездит. Возьмешь из дома необходимое, – в упор смотрю на сына. Не спрашиваю его, где ключи, не интересуюсь его планами.

Ты сам влип в это дело, сынок.

– Мам, – возмущается он.

Но я лишь поднимаю ладонь, призывая закончить споры.

Мне в квартире Наденьки точно делать нечего. Поэтому сами. Без меня.

Варю одну чашку кофе. Дико, конечно. Но сейчас главное – позаботиться о себе. Остальные сами справятся. Позавтракают, Ренату накормят.

Выхожу на террасу. Подхожу к бортику и невидящим взглядом смотрю на город. Мне этого вида будет не хватать. Равно, как и этой квартиры. Я сама ее выбирала. Сама дизайнерский проект разрабатывала. Сама следила за ремонтом. Муж только нормальные бригады подгонял и оплачивал. Сама обставляла.

А теперь брошу все и уеду. Психологи говорят, что нельзя уходить из своего дома. Но и здесь оставаться нельзя.

«Сначала в Москву, а потом, может быть, в Питер», – отхлебываю горячий напиток. Сердце щемит от невообразимой боли. Бросить детей, внука. Видеть их только по большим праздникам. Сгорать одной от тоски…

Будет ужасно. Знаю. Но и оставаться здесь тоже не могу. Сил нет. Будто что-то гонит меня прочь из этого дома. Толкает в спину.

– Мам, папа пришел в себя. Тебя зовет, – выходит на террасу Денис. – Поговори с ним, пожалуйста.

– Вернусь, поговорим, – мотаю головой. – Мне еще собраться надо. Боюсь опоздать.

– Да с кем ты там встречаешься? – в сердцах бросает старший сын.

– Какая разница? – пожимаю плечами. - Это мой бизнес. Подведу людей, найдут другого.

– Ты незаменима, – порывисто обнимает меня Денис. Целует в макушку.

– Ты знаком с Ренатой, – смотрю на него с укором.

– Да, – кивает он скупо. Не оправдывается. Не объясняет. Точно как Рем.

– Почему не сказал?

– Даже в голову не пришло, – буравит меня строгим взглядом сын. – Ну кто такая Надя Свешникова? Какое нам до нее дело? Она ничего не просила. Числилась в банке операционисткой. На карту зарплату получала и больше ничего не требовала. Отец почти не общался. Когда Ренку с лестницы столкнули, я к врачам с ними ездил. Надя – нормальная баба была. Всегда о тебе хорошо отзывалась. Я думал, это ваша какая-то общая знакомая с района, – вздыхает он покаянно.

– Ладно, мне пора, – уворачиваюсь от объятий.

– Ты сразу вернешься?

– Не знаю, – пожимаю плечами. Хочу сдержать слезы и не могу.

– Мам, не делай резких движений, пожалуйста, – просит меня Денис.

– Да, хорошо, – утираю мокрые щеки. Отступаю к дверям. Бегу в гардеробную. Наскоро сушу волосы, скручиваю их в дульку, натягиваю первый попавшийся костюм, туфли на каблуках. Инстинктивно расправляю плечи.

«Все. Успокоилась и пошла походкой от бедра», – приказываю себе.

Глава 13

– Привет, самая красивая, – слышу в трубке знакомый насмешливый голос.

И готова отвесить себе подзатыльник. Вот зачем я ответила на звонок с незнакомого номера?

– Привет, – тяну скупо.

– Что там мой братан?

– Не знаю. Ему позвони, – бросаю недовольно. – Я капельницу поставила и уехала.

– Валь, – вздыхает Чебуков. – Ну прости его, дурака. Богом тебя прошу. Времена сейчас тяжелые… Ему трудно. А ты – часть него. Якорь в бушующем море…

– Слав, отвали, – отмахиваюсь, как от надоедливого комара. – Я в твои дела не лезу, и в мои прошу нос не совать…

– Ты, наверное, единственный человек на планете, кто так со мной разговаривает. И почему я тебя терплю? – усмехается Чебуков.

– Это ты мне позвонил, – напоминаю недовольно.

– Валька, ну ты же умная женщина. Ты же должна понимать.

– Чебуков, отвали, – прошу глухо. – Ты у меня в школе все годы списывал и просил понять…

– Да может, благодаря тебе, Валь, я школу окончил. Не сдох на малолетке.

– Да ладно, что уж там, – улыбаюсь печально. – Ты у меня даже сочинение спер. И мне пришлось заново писать. А потом ныл «Валюха, прости».

– Ты еще тогда пять получила, а мне Елена тройбан влепила… Я еще к ней разбираться ходил.

– И она пригрозила поставить тебе двойку. А Юрка Лужан орал «Протестую!».

– Хорошее время было, Валь, – печально вздыхает Славка. – Думали, что вся жизнь впереди, и мир будет у наших ног.

– Рем сказал, Юрку убили, – перевожу разговор в другую плоскость. – Тетю Зину жалко.

– Заедь к ней, Валюха. Хоть кто-то из наших должен быть рядом. И Вере скажи. Ты же с ней общаешься…

– Откуда ты знаешь? – охаю в голос. – Ты меня прослушиваешь?

– Нет, ты чего? – крякает в трубку Чебуков. – Просто знаю, что ты Рема упросила открыть кредитные линии…

– Вера за завод билась. А Лужан…

– Да, он рамсы попутал, – тяжко вздыхает Славка и заявляет требовательно. – Ему уже все равно, Валь. Тетю Зину навести,