Опять это.

Я показываю ему средний палец, не сдвигая винтовку.

— Сначала найди хоть одну дуру, которая согласится зачать твое потомство.

— Девушки находят меня невероятно обаятельным, — фальшиво обижается он.

— Твоя мама не в счет.

— Зато бабушка — да.

Я фыркаю.

— Как только вернемся на базу, прими, блять, душ. Если не услышат, то учуют за версту.

— Это называются феромоны.

Работа с наводчиком — сплошное веселье, пока ты не валяешься в пустынной жаре на слежке. Из всего, через что заставляет пройти эта работа, наблюдение — худшее. Единственное отвлечение — мысль о том, как смыть с себя вонь.

Час такого — весело.

Три — расслабляюще.

Шесть — скучно.

Восемь — изматывающе.

Двенадцать? Я готова убить Ти-Джея, только бы выбраться отсюда.

Я качаю головой и снова осматриваю периметр. Как всегда, в заброшенном комплексе ни души. Здесь якобы скрывается полевой командир. Кто бы ни дал нам эту информацию, пусть подавится, если это ложный след.

Наш приказ — доложить, если цель обнаружена, затем держать позицию до подкрепления, чтобы взять его живым или мертвым. Но за пять часов — ноль движения. Единственное живое существо, которое мы видели — собака.

Мы с Ти-Джеем считаем разведданные полной лажей. Пока не доказано обратное, наши двенадцать часов растянутся до шестнадцати, пока кто-то не сменит нас.

Ветер усиливается, и последнее, чего я хочу — застрять в пустыне с тающими запасами. А если будет песчаная буря? Лично сопровожу нас обоих к вратам ада, лишь бы выбраться из этой дыры.

— Есть что-то? — выхожу в эфир ко второй точке, где якобы скрывается жена цели.

— Только что появился ребенок, — бормочет Маркс. — Больше ничего.

Стискиваю зубы, как раз когда в наушниках раздается голос капитана:

— Держитесь еще два часа.

Ти-Джей вздыхает:

— Мне надо по-маленькому.

Чудесно.

Он шевелится рядом, и я бросаю на него взгляд, когда его маскировочный костюм бьет меня по лицу. Вскоре он возвращается, и после часа тишины говорит:

— Сыграем в «Вижу-вижу»?

Да какая разница. Почему бы и нет?

Капитан был бы в ужасе, узнав, чем мы занимаемся следующий час. За годы игры на дежурствах мы научились мастерски доводить друг друга ответами.

Вижу что-то на букву С.

Песок?

Нет. Стратосфера.

Видно ли это? Нет. Дает ли повод для споров, чтобы убить время? Да.

У меня были другие наводчики, но только с Ти-Джеем мы сошлись. Теперь не избавиться друг от друга, даже если захотим.

— Встречаемся в точке сбора в двадцать сот, — наконец говорит капитан три часа спустя.

Смотрю на часы. Слава богу. Жара спала, но душ зовет меня по имени.

— Принято, — отвечает за меня Ти-Джей.

Обматываюсь полотенцем, выжимаю воду из длинных волос и надеваю чистую форму — на случай, если капитан решит снова выгнать нас.

Ти-Джей выходит из душа одновременно со мной. Увидев меня, он оскаливается и глубоко вдыхает, подняв руку:

— Пахнет розами.

Меня чуть не рвет.

— Отвратительно.

— Помылся специально для тебя, соседка.

Я кривлюсь, пока мы идем в отведенную нам комнату — как будто пятнадцати часов вместе недостаточно для сближения. Я люблю его, но иногда хочется побыть одной.

Это одна из мелких баз в стране, и наша команда должна пробыть здесь пару дней. Поскольку я единственная женщина в радиусе десяти миль, для меня нет отдельного помещения, поэтому меня запихнули к Ти-Джею и лунатику.

Мои жетоны позвякивают, пока мы идем по коридору. Большинство солдат уже спят, поэтому мы пробираемся в комнату тихо. Медленно открываю дверь — третий сосед отсутствует. Видимо, все еще на задании.

Не всем везет.

Включаем лампу у дальней стены.

— Я в дерьме. Если начнешь храпеть, закрою тебе лицо подушкой, — ворчит Ти-Джей, плюхаясь на койку.

— Взаимно. — Я повторяю его действия, но с большим изяществом.

Снимаю ботинки, ставлю их у кровати и ложусь на жесткую поверхность. Достаю из кармана фото, которое всегда ношу с собой. Многие здесь оставили дома жен и детей. Или родителей, ждущих их возвращения.

Потрепанный снимок хрупок в руках, но все, что мне нужно, еще видно. Фото сделано, когда мне было семнадцать, а родителей не было в городе. Мы с Гаей, Эми и Матисом сбежали поиграть в пейнтбол. У всех волосы встали дыбом. Из четверых меньше всего краски на мне — зато у Матиса зеленая брызга на щеке, а у Гаи большое красное пятно на груди.

Матис обнимает меня, направляя маркер в сторону камеры, а Гая держит Эми на руках. Все мы улыбаемся во весь рот, будто весь мир у наших ног и ничто не может нас сломить. Мы смеемся, хотя другая команда уничтожила нас.

Так я представляла счастливую семью.

Возвращаясь из командировок, я всегда чувствую, что чего-то не хватает. Даже живя в комнате сестры, я не чувствую себя дома. Но здесь? Спать на случайной койке посреди глуши? С риском быть атакованной во сне? Это больше похоже на дом.

Мы все здесь — как рыбы, выброшенные на берег. Боремся за выживание, прикрывая спины друг другу. Это дает больное чувство принадлежности и товарищества. Будто мы равны с общими целями.

— Позвонишь своему мальчику, когда вернешься?

Резко поворачиваю голову к Ти-Джею, сдерживая гримасу. Не люблю, когда вспоминают Матиса. Миллион раз думала связаться с ним. Проверить, как он, не ограничиваясь интернетом. Он не из тех, кто держит зло, но я не смогу смотреть ему в глаза после того, как исчезла с лица земли.

Но, боже, как я по нему скучаю.

— А ты перезвонишь Кендалл?

Он морщится:

— Она сказала, что хочет замуж.

— Боже упаси девушке захотеть такого, — фыркаю я.

— Мы виделись всего три раза.

— И переписывались три года. Возьми себя в руки.

С тех пор как я поступила на службу, ни дня не жалела о решении уйти из дома. Вру — было множество моментов, когда я мечтала о своей кровати вместо изнурительных тренировок.

Останься я дома, чем бы занималась? Угождала бы мужу, которого выбрали родители? Рожала бы детей, чтобы заполнить дни? Может, продолжи я первоначальный план, стала бы нищим журналистом, в которого стреляют по другим причинам.

Здесь я могу доказать свою ценность. Изменить что-то так, как никогда не смогла бы дома. За каждую жизнь, которую не спасла, есть та, которую спасла. Кто-то, кто сможет еще раз пожелать детям спокойной ночи или поужинать с семьей.

Такая встреча не ждет меня в Америке. Но здесь, перед лицом смерти,