– Давай вернемся за столик, – твердо говорит Лиам, нисколько не смутившись.

– Дай мне пару минут.

Бессмысленно делать вид, будто я не хочу продолжения вечера. С грациозностью полубога он выходит из туалета, сунув руки в карманы, а я пытаюсь снова навести красоту. Мое возвращение он встречает такой улыбкой, на которую невозможно не ответить.

– Добрый вечер, мистер Дэвис, мы очень рады, что вы решили посетить нас сегодня. Чего желаете? – спрашивает официант.

– Мы возьмем бутылку «Крюг Кло д’Амбоннэ»[19] и два кусочка чизкейка. Моей спутнице – с карамелью, а мне – с лимоном.

– Непременно. Буду рад помочь, если понадобится что-то еще.

– Да тебя все знают, – насмешливо говорю я, кладя салфетку на колени.

– Это мой ресторан.

Он говорит это так буднично, будто сообщает, что завтра пойдет дождь, и мне не удается скрыть удивления и гордости за то, как многого он добился.

– Ты владеешь чем-то еще?

– Ты самый любопытный человек из всех, кого я знаю.

– Спасибо.

– Ты всегда все воспринимаешь как комплимент, – замечает он.

– Потому что знаю, что ты никогда не оскорбил бы меня.

– Только если попросишь.

Я краснею, услышав в его словах явный намек.

– Можешь задавать мне любые вопросы, Луна, – бросает он, возвращая нас к теме разговора. – Я даже буду щедр и отвечу на пять из них.

– Вау. И такая щедрость не встанет тебе поперек горла? Почему пять?

– Мне нравятся нечетные числа, – говорит он, опуская взгляд на мой нос.

– Пять вопросов за весь вечер? – уточняю я, чтобы уйти от его пристального взгляда.

– Да, поэтому выбирай их с умом. И конечно, я имею право на то же самое.

– Хорошо. Что ты сделал, чтобы Кельвин ушел?

Он щурится.

– Уверена, что хочешь потратить вопрос на него?

Нет, конечно. Я раздумываю над более личным вопросом. Вопросом, который заставил бы его открыться мне. Вопросом, который уже давно жжет губы.

– Почему ты сделал татуировку с нашим символом у себя на запястье?

Его взгляд теряет сразу с десяток градусов тепла.

– Это уже второй глупый вопрос, Луна, – недовольно качает он головой.

– Что? Почему?

Официант выносит бутылку шампанского за три с половиной тысячи долларов и десерты. Не чувствуя повисшего за нашим столиком напряжения, он невыносимо медленно наполняет фужеры.

– За этот вечер, – предлагает Лиам, и мы чокаемся.

Раздается легкое «дзынь», и я смачиваю губы этим неприлично дорогим шампанским, что кажется, будто пузырьки превращаются в золото у меня на языке. Когда они фейерверками взрываются во рту, с губ срывается стон. И все это время взгляд Лиама остается прикованным к ним, будто ему не терпится снова попробовать их на вкус.

– Это глупый вопрос, потому что ты уже знаешь ответ, – продолжает он, ставя фужер на стол. – Я никогда не скрывал того, что к тебе чувствую. С того момента, как мы наконец признались друг другу в любви, я всегда был с тобой откровенен. Я сходил по тебе с ума и знаю, что на каком-то этапе тоже занимал все твои мысли. Сама знаешь, что я готов был целовать землю, по которой ты ходила. В какой-то момент это даже стало походить на одержимость. Я так боготворил тебя, что чуть ли не считал тебя неземным созданием. Мы оба знаем, что не случись всей этой драмы, мы бы до сих пор были вместе. И я бы, наверное, сейчас просил твоей руки с самым огромным в мире бриллиантом, просто чтобы на весь мир закричать, что ты моя, и отпугнуть всех тех придурков, которые попытались бы отбить тебя у меня. Я бы сделал тебя самой счастливой женщиной на земле, потому что ты, черт побери, этого заслуживаешь, и гордился бы тем, что ты выбрала меня. Мы купили бы лофт в Трайбеке и домик на Багамах, чтобы ты наконец смогла поплавать со свинками. Мы бы путешествовали, обсуждали все на свете и по приколу собачились, как в детстве. Я бы занялся с тобой любовью во всех уголках земного шара, от Санторини до Бангкока. И на планете не осталось бы мест, где ты бы не испытала оргазма, Луна. Ты бы выносила моих детей, потому что я ни в чем не мог бы тебе отказать, а я знаю, что ты всегда хотела большую семью, которой у тебя не было. Чарли стала бы лучшей тетей на свете, моя мать старалась бы изо всех сил, а из твоего отца и так вышел бы славный чокнутый дед. Так что да, это глупый вопрос, ведь ты и сама прекрасно знаешь, почему я это сделал. Потому что, несмотря на всю злобу, я любил тебя до безумия. Ты была моей лучшей подругой. И мне хотелось сохранить хоть кусочек тебя, кусочек нас, чтобы помнить о той поре, когда я был безбожно счастлив, и не забывать о том, что я потерял.

И после этих слов, не замечая, что мое сердце остановилось, Лиам как ни в чем не бывало делает глоток шампанского. Я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, уже намочившие ресницы. Он в деталях расписал ту нашу совместную жизнь, которую я себе представляла далекими вечерами, когда тоска по нему становилась невыносимой. Опускаю голову, чтобы не смотреть ему в глаза, но он, перегнувшись через столик, двумя пальцами приподнимает мой подбородок.

– Смотри на меня. Никогда не опускай глаз передо мной.

Я задерживаю дыхание, борясь с желанием закричать, что все это еще может у нас быть, если только мы сможем простить друг другу ошибки, которые совершили, будучи подростками. А потом в животе вновь появляется неприятная тяжесть. Его жалость меня убьет. Поэтому я только грустно улыбаюсь, и мы несколько долгих минут просто молча смотрим друг на друга.

– Я не прав, Луна?

– Это вопрос? – отшучиваюсь я, проглатывая комок в горле.

Он закусывает губу, чтобы скрыть улыбку.

– Ты продолжишь с ним видеться?

– Это уже второй вопрос, – напоминаю я ему.

– Я умею считать.

Закатываю глаза.

– Думаю, нет, – отвечаю я.

Лиам кивает и отламывает вилкой кусочек чизкейка, пока мой так и стоит нетронутым.

– Ты был с какой-то девушкой эти три дня?

– Это вопрос?

Теперь уже он принимается меня дразнить.

– Нет. Чистое любопытство.

Это нелепое отрицание вырывает у него короткий смешок.

– Ревность – тот цвет, который тебе к лицу.

– Цвет твоей крови очень подойдет к цвету твоих глаз, – парирую