Габи с веселой улыбкой вскинула бровь.

– Пусть будет так. Ну что, ты согласен?

– Согласен на что? – поддразнил он. Но когда он увидел, что она слегка нахмурилась, он подтянул ее к себе и прошептал в волосы: – Согласен ли я придумать план, который поможет заставить твоих родителей влюбиться в Париж, просто чтобы увидеть твою улыбку? Хочу ли я провести с тобой не только следующую неделю, но и все, что будут после? Тогда да. И еще раз да.

– Ох, Макс, – прошептала она, слова застряли у нее в горле, радость захлестнула ее, когда она подняла свое лицо к нему и они поцеловались, нежно, переплетясь в объятиях.

* * *

Сильви разглядела, что он сидит за столиком у окна со стаканом виски. Во Франции виски был самым популярным крепким напитком, но Клод и в страшном сне не прикоснулся бы ни к одному из популярных брендов. Он бы выбрал самый малоизвестный, самый нишевый, самый изысканный вариант из крошечной крафтовой винокурни. Он еще не заметил ее; он смотрел в свой телефон. Писал. Не Сильви, ее телефон безмолвствовал. Той блондинке? К горлу подкатил приступ тошноты. Она смотрела на него так, как на него смотрел бы любой другой человек – его искусно подстриженная седая голова склонилась над телефоном, дорогой льняной пиджак небрежно повис на спинке его стула, а перед ним – виски для гурманов; он абсолютно уверен в собственном месте в мире. Это заставило ее почувствовать себя сбитой с толку, словно она смотрела на незнакомца. Что она могла делать рядом с этим человеком?

Сильви почти повернулась и ушла. Но затем он поднял глаза, увидел ее и помахал. На его лице оставался намек на улыбку, без сомнения, то был остаточный эффект от его переписки с кем-то другим, как показалось Сильви.

Толкнув дверь бара, она направилась напрямую к столику.

– Привет, – поздоровался Клод, теперь его улыбка была предназначена ей. – Что ты возьмешь?

– Ничего, спасибо. – Она бросила взгляд на его телефон, который он положил на стол экраном вниз. Разумеется. Он бы не хотел, чтобы она увидела, чем он занимался.

Он иронично поднял бровь.

– Ничего? – повторил за ней он. – Что ж, хотя бы присядь.

– Нет. Это не займет много времени, Клод.

Он спокойно отхлебнул виски, но в его глазах начал зарождаться гнев.

– Не глупи, Сильви. Что бы ты ни собиралась мне сказать – и я догадываюсь, что именно, – не прозвучит лучше, если ты останешься стоять. Так что присядь.

В его голосе послышались жесткие нотки, отчего по ее шее побежали мурашки. От ярости, не от страха. Не говоря ни слова, она села. Не потому, что он так сказал, а потому, что теперь пощады ему не видать.

– Видишь? Не так уж и сложно, – протянул он, сделав очередной глоток виски. – Итак? Скажи мне, что хочешь покончить со всем этим. Ты же за этим пришла, не так ли?

Сильви по-прежнему не отвечала, только смотрела прямо ему в глаза.

– Я понял. Хочешь, чтобы я почувствовал себя неуютно. Значит, ты не считаешь себя такой уж виноватой, раз решила хладнокровно разбить мне сердце.

Ее губы тронула ироничная улыбка, но все еще она не молвила ни слова.

– Что ж, если ты отказываешься говорить, позволь мне это сказать. – Он крепче обхватил рукой стеклянный стакан с виски. – Ты можешь разбить мое сердце, но тебе не сломить мою волю. Тебе не удастся кастрировать меня, как ты попыталась сделать еще в начале наших отношений.

Она покачала головой, в ее глазах вспыхнуло презрение, но слова не прозвучали. И она видела, что ее молчание начинало его тревожить. Он был раздражен, да, но и обеспокоен тоже.

– Ты хотела всего и сразу, не так ли? – продолжил Клод. – Тебе недостаточно завладеть моим сердцем, моим телом, ты хочешь мою память, само мое существо. Ты хочешь обладать мной. Ты не хотела, чтобы у меня была какая-то жизнь до тебя, ты желала отрезать меня от всего в моем прошлом…

– Ты имеешь в виду, от Мари-Лоры? – уточнила она, заставив его сделать паузу.

– Ну, да. И другого. – Он вспыхнул, выбитый из колеи. Но он не закончил. – И ты не давала ничего ценного взамен. Потому что ты никогда этого прежде не делала, правда? Все, что для тебя имеет значение, – это твой дерьмовый бизнес и, может быть, твой сын, хотя в этом я не уверен. Ты холодна, как лед, Сильви. Не думаю, что у тебя вообще есть сердце.

– Я видела тебя сегодня, – сообщила она, прикладывая усилия, чтобы ее голос звучал ровно, хотя горло жгла горечь.

Он впился в нее глазами, ошеломленный.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Конечно, ты меня видела. Здесь. Сейчас.

– В полдень. В пятом округе, – поправила она. – Ты был не один.

Он застыл. Настала его очередь сидеть, не говоря ни слова.

– Вот что я пришла тебе сказать, – продолжила Сильви, поднимаясь. – Ты волен трахаться с кем тебе угодно. Делать, что тебе угодно. Прощай, Клод. Я больше не желаю ни видеть, ни слышать тебя.

– Стой, погоди-ка минутку, – начал он, поднимаясь вслед за ней. – Ты не можешь так со мной поступить, ты не можешь просто уйти…

– Разве? – насмешливо ответила она и зашагала прочь быстрым шагом, пока он что-то кричал ей в спину, сердито и бессвязно. Проходя мимо барных окон, она увидела, как бармен вышел из-за стойки, чтобы убедить Клода успокоиться. «Надеюсь, ты попытаешься его ударить, и он уложит тебя плашмя, – мстительно подумала она. – Надеюсь, ты перепачкаешь кровью весь свой симпатичный пиджачок и свою симпатичную рубашку, надеюсь, они позвонят копам и…» Раскалившаяся добела ярость в ее груди была подобна ликованию и поддерживала ее на протяжении нескольких кварталов, прежде чем у нее не начали подкашиваться ноги и ей не пришлось присесть на низкий каменный забор. В груди у нее болело, а в горле стоял такой ком желчи, что она боялась, что ее вырвет прямо на месте.

Как она могла оставаться с ним так долго? Как она могла не видеть в нем того, кем он был – нарцисса, чье извращенное самолюбование никогда не позволило бы ему по-настоящему сблизиться с кем-то? Ни с ней, ни с Мари-Лорой, ни с той блондинкой, кем бы она ни была, – ни с кем, даже с мужчинами дружить он не мог. То, с какой ненавистью он отзывался о Серже, те комментарии, которые