Глава 23

Знакомые инвесторы Донны подъехали к часовне на следующий день: мистер Ноттинберг, в ходунках и бархатном домашнем халате, и его жена Мэнди – моложе мужа на сорок лет и полная дизайнерских идей.

«Стены можно оклеить обоями».

«Золотистые писсуары?! Какая безвкусица!»

«А эти цветы… мы их выбросим. Лучше все отделать травертиновой плиткой».

Я крепко стиснула зубы, пока она фонтанировала идеями, осмеивая чуть не каждый уголок нашей часовни. Если мы хотим заключить с ними сделку, надо это сделать до кончины престарелого инвестора. А она явно не за горами. Каждый вдох и каждый выдох звучал как шум ветра в дымоходе.

– Так что ты думаешь? – спросила Донна. На ней сегодня был новый модный костюм цвета фуксии. Я даже задумалась, почему она решила именно сегодня разнообразить свою цветовую гамму.

– О часовне в ее нынешнем состоянии, – добавил отец. При каждом язвительном замечании Мэнди из его глотки вырывалось пугающее меня клокотание. «Если они не уберутся отсюда в скором времени, как бы он не задохнулся до смерти», – подумала я.

– Так, Стэн Уэлдон собирается застраивать все вокруг? – Мэнди махнула рукой, звякнув браслетами.

– Да, всю территорию вокруг, – сказала Донна. – Но собственниками этого земельного участка и часовни пока являемся мы.

– Но его огромный отель будет мешать.

Донна покачала пальцем со свежим маникюром:

– Нет, если мы передвинем часовню. Мэнди, мы можем сделать из этого грандиозное шоу! Привлечь прессу, благотворительные фонды. И ты представь, какое это будет зрелище, когда строители поднимут нашу часовню, погрузят на платформу и повезут вместе с нами на новое место.

– Рядом с «Дворцом Цезаря»? – браслеты снова звякнули. – Ох, как мне нравятся мужчины в тогах…

– Что ты сказала? – спросил мистер Ноттинберг.

– Я сказала: «Мне нравятся мужчины в тогах»! – прокричала Мэнди и улыбнулась Донне: – Это ведь обойдется недешево, да?

– Да, но этой часовне почти восемьдесят лет, – добавила я. – Я не говорила вам, что изначально это был дом проповедника, и пары венчались в его приемной зале? Другой такой часовни в мире нет. Мы делаем вам уникальное предложение по инвестированию средств.

Смерив меня взглядом, Мэнди почесала нос:

– Мы подумаем над вашим предложением.

– Восемьдесят пять процентов! – проорал старец в ходунках.

– Это что? – решила уточнить Донна.

– Наша доля в предприятии – восемьдесят пять процентов. Мы погашаем остаток вашего кредита. Оплачиваем перемещение часовни на другое место. И получаем восемьдесят пять процентов.

– Восемьдесят пять процентов – и вы оплачиваете все издержки? – переспросил отец.

– Ты слишком долго думаешь, сынок. Я могу сказать и «девяносто».

Я прикусила щеку. Когда я услышала слово «инвесторы», я подумала, что они просто ссудят нам денег и будут чем-то вроде негласных компаньонов, но не будут активно участвовать в деле. А они нам дают пятнадцать процентов? Во что это может вылиться? Останется ли за нами право голоса при таком раскладе? Сможем ли мы на что-либо влиять? Мэнди уже вознамерилась избавиться от писсуаров. А мне они нравились, и было приятно сознавать, что они есть.

– Мы должны обсудить это со всей командой.

– Или мы передвинем здание, но откажемся от проведения свадебных церемоний. Откроем в нем тематический ресторан, – влезла с очередной идеей Мэнди. – Ой, да тут столько возможностей и вариантов! – браслеты одобрительно звякнули, когда она махнула нам рукой на прощание.

Закрыв за гостями дверь, Донна повернулась к нам:

– Ну? Что вы думаете? Я бывала в их доме. У Мэнди безукоризненный вкус. Она загорелась идеей приобрести участок около «Дворца Цезаря», но, по-моему, это безумие. А рядом с «Ривьерой» вполне реально. Владельцы этого отеля-казино хотят вдохнуть в него новую жизнь. Мы могли бы стать их знаковой достопримечательностью.

– Хорошо, что отец уже умер. – Папа явно упал духом.

– Не думаю, что нужно соглашаться, – сказала я.

– Но для нас это единственная надежда сохранить работу, – привела очередной довод Донна.

– Какую работу? Заправлять тут будет Мэнди, – возразила я.

– Уверен, что она поручит мне фотографировать ее собачек, – буркнул отец. – Женщинам такого типа нравятся собачьи портреты.

– Мы просто превратимся в их работников. И вообще… от этой сделки мы больше потеряем, чем приобретем, – заключила я, сидя в кресле рядом с отцом.

Я так старалась. Мы все старались. Столько усилий – и все напрасно.

– Но ты спасешь часовню.

– Я спасу здание. А может, и его не спасу, если Мэнди начнет реализовывать свои идеи.

Донна опустилась на парчовую софу:

– Я пытаюсь помочь, чем могу.

– Мы знаем, Донна, – сказал отец. – Ты для нас как член семьи.

– Я вас тоже считаю своей семьей. И часовня для меня – как дом родной.

– Так что теперь? – спросил папа.

– Не думаю, что дедушка бы хотел, чтобы Мэнди Ноттинберг прикасалась к его писсуарам. – Мои пальцы забарабанили по подлокотнику кресла. Но я была спокойней, чем можно быть в такой ситуации. Неожиданно даже для себя самой. Я сделала все, что в моих силах. И этого оказалось недостаточно. – Сделка отменяется. Совершим эвтаназию этого места. Пусть умрет с достоинством.

– И больше никаких Элвисов? – спросила Донна.

– Никаких.

* * *

И мы ее совершили. В смысле эвтаназию. С большой помпой. Мы закрылись в день дедушкиного дня рождения. Но мы единственные в районе (если не считать часовни Виктора) принимали посетителей до последнего.

Более того, мы женили их за свой счет! Если пара приходила к нам с разрешением на брак, мы оказывали ей такой же королевский прием, какой всегда оказывали своим клиентам. А бонусами к нему были бесплатные цветы, бесплатные услуги священника и бесплатные свадебные торты.

И никаких Элвисов в поле зрения.

Перед нашей первой церемонией я собрала всех, кто пытался спасти «Розу Шарона». Из фотосалона я утащила подставку-мольберт и разместила на ней портрет дедушки Джима конца семидесятых. Сам дедушка ненавидел эту фотографию (на ней волосы у него все еще были рыжими, а усики тонкими).

Встав на скамеечку для ног, я обратилась к собравшимся: работникам, Донне, священнику Дэну, членам семьи, своим друзьям:

– Я благодарю каждого, кто пришел сюда сегодня поработать или помочь. Да, не так мы хотели отметить дедушкин день рождения. И я понимаю – праздновать особо нечего. Но мы достигли нашей цели. Мы спасли эту часовню, – я покосилась на Донну, – хоть и потеряли ее практически сразу. Дедушка терпеть не мог банальностей, так что передаю слово Боно.

Я нажала на кнопку Play на плеере, и по комнате разлилась песня «Прекрасный день».

Где-то через полторы минуты я