– Почему бы нет, – пробормотала я, мысленно будучи уже в другом месте. Я представляла, как врываюсь в офис Виктора во время встречи и вступаю с ним в решающую схватку. Джеймс был не единственным в нашей семье, кто не побоялся сломать руку.

– А еще мне понравилась рубашка в том магазине подарков. В старом мотеле.

– La Concha, – подсказала я.

В свое время этот старый мотель передвинули по Стрипу на две мили, когда на его прежнем месте решили возвести другую гостиницу.

La Concha…

Я уже составляла план действий. Надо узнать, в какую сумму обошлось это перемещение. Наша часовня тоже ведь историческое здание. Как знать, может, мне и удастся получить грант, подай я ходатайство в Национальный реестр? И с банком можно тогда договориться, раз им так нужен мой земельный участок.

– Дакс! La Concha! Ты гений! – Я чмокнула его в щеку.

– Так ты хочешь пойти в музей?

– Мы ее передвинем! Мы проведем большую кампанию по сбору средств, разыграем историческую карту «Спасти старый Вегас!», заручимся поддержкой городских властей.

– Ты говоришь о… свадебной часовне? Ты хочешь передвинуть всю свадебную часовню?

– Нужно привлечь Донну! У нее есть девяностолетний приятель-богач… Мы найдем для часовни другое место. Лучше! На южной оконечности улицы вряд ли есть красивые часовни. Мы могли бы…

– Не знаю, – буркнул Дакс.

Я нахмурилась. Я нарушила наше неписаное правило – но ведь это могло быть то чудо, на которое я так надеялась! Дакс знал, как сильно я переживаю из-за часовни. Неужели он не мог изобразить хотя бы притворное воодушевление?

– Что ты хотел сказать этим «не знаю»?

– Твоя идея даже звучит сказочной. Ваш шаровый кредит все равно придется выплачивать. У тебя всего две недели, чтобы найти сумму, которую вам удалось заработать за три месяца. Перемещение здания потребует еще больше денег. А его подрыв могут произвести уже через месяц или два.

– Они не могут взорвать мое здание. Я все еще владелица часовни.

– На данный момент.

Я выпустила руку Дакса.

– Что ты такое говоришь? Почему ты меня не поддерживаешь?

– Ты шутишь? Я все время поддерживаю тебя. – Дакс убрал руки в карманы. – Просто я считаю, что ты должна смириться, принять реальное положение дел. Все кончено, и исправить ничего нельзя.

– Это с твоей часовней покончено. Что, не хочется страдать одному? Хочешь, чтобы я тоже страдала?

– Холли! Ты себя слышишь? – Дакс закатил глаза; по-моему, я еще ни разу не видела, чтобы он закатывал глаза. – Почему с тобой всегда так трудно?

– Ты хочешь сказать, что я все усложняю? Но ведь ситуация действительно сложная.

– Ну да. Не прогулка в парке. Ты цепляешься к каждому моему слову.

– И что с того?

Я понимала: это не лучший способ закончить перепалку, но ничего другого я сказать не смогла. На самом деле я могла бы многое наговорить Даксу. Пока мы шли по улице к нашим часовням, дистанция между нами увеличивалась. Он опережал меня на два шага. Я насчитала в асфальте семь трещин, наступила на последнюю и, не отрывая от нее глаз, сказала:

– Донна задала мне один вопрос. А мне и самой это очень любопытно. Откуда Виктор узнал, что у нас проблемы с банком? Ведь это конфиденциальная информация, верно? Банк не имеет права ее разглашать. И все-таки Виктор с Уэлдоном так активно продвигают этот проект, словно на сто процентов уверены, что получат нашу землю. Словно знают о наших финансовых проблемах.

Дакс замедлил шаг:

– Ты наверняка говорила о них кому-то.

– Только тебе. Это ты ему сказал?

– Кому?

– Дакс, я серьезно!

Дакс остановился:

– Я не знаю. Не думаю. А если бы и я – это что, имеет значение?

– Да, имеет, и ты это знаешь.

– Ты ищешь повод, чтобы разозлиться на меня? В этом все дело? Я не разговариваю из-за тебя с одним из моих ближайших родственников почти месяц. Месяц! А ты хочешь разозлиться на меня из-за того, что я когда-то где-то мог упомянуть о ваших финансовых трудностях, когда любому в радиусе двух милей это могло быть известно?

– Значит, это ты ему сказал.

– Да, сдаюсь, это я ему сказал. – Дакс поднял обе руки вверх. – Но без всякого заднего умысла. Я обмолвился об этом, когда раскричался на деда из-за продажи моей часовни. Помнишь об этом? Меня тоже обманули. Я был на твоей стороне.

– Был?

– О боже! Есть! Я и сейчас на твоей стороне.

Я сглотнула:

– Но если бы ты не сказал ему, Виктор бы не узнал, когда у нас истекает срок погашения кредита. Мы бы обратились в банк, и банк предоставил бы нам рассрочку по выплатам.

– Зачем тебе эта рассрочка? Ты реально не догоняешь? Тебе не сохранить часовню! Погасишь ты кредит или нет – здание будет снесено. Обе наши часовни будут снесены. Тебе никто не поможет, и, сколько свадеб ты ни проведешь, ты ничего не изменишь.

– Ты ошибаешься, – сказала я.

– А ты твердолобая.

Мы уже приблизились к парковке, к той самой пурпурной линии, которую мой дедушка нарисовал, чтобы поделить пространство. И между нашими лодыжками, боками, сердцами тоже зазмеилась линия. У меня сжалось сердце: «Она никуда не исчезнет».

– Неужели так будет всегда? – пробормотала я.

– Ты о чем?

– Так, ни о чем. Извини, просто вырвалось.

– Ты как будто ждешь, что я скажу что-нибудь не то и у тебя появится причина разозлиться на меня. Послушай, ты же знаешь: я люблю тебя.

Я ничего на это не сказала. Как не говорила и прежде. Своим «я люблю тебя» Дакс выбивает почву у меня из-под ног. Он словно понуждает меня сказать что-то в ответ. А когда мне нечего сказать, я проигрываю спор.

– Надеюсь, то, что связывает нас сейчас, не разделит нас потом, – сказала я.

– Это то, чего ты хочешь? – Дакс почесал голову. – Я не понимаю, к чему весь этот разговор. Ты со мной или нет?

– Глупый вопрос, – пожала плечами я.

– Действительно глупый. И зачем я это спросил? – сунув руки в карманы, Дакс повернулся ко мне спиной. – Честно говоря, я надеюсь, что ты спасешь свою часовню. Я знаю – это то, что сделает тебя счастливой.

«Нет! Счастливой меня сделаешь ты! Я не знаю, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты был со мной. Я хочу Музей неона, «Золотой самородок» и фонтаны Белладжио. Я хочу, чтобы с нами случилось чудо вечной неподдельной и неугасаемой любви!» – я проговорила все это мысленно шесть раз, пока Дакс прошел двадцать четыре шага