Говорю спокойно, взвешивая каждое слово, но Оди отходит на шаг, прижимая руку к губам так, будто я только что дал ей пощечину.

– Боже, да она уже запудрила тебе мозги.

– Не преувеличивай, – перестав сдерживаться, огрызаюсь я. – За кого ты меня принимаешь? За наивного мальчишку?

– Это из-за нее у тебя больше нет времени отвечать на мои сообщения? А Софи? Что она об этом думает?

Я не отвечаю, и она презрительно улыбается.

– Я так и знала.

Вот же… Подхожу к ней, кладу руки ей на плечи и целую в лоб.

– Крестная, она просто рядовая сотрудница. Поверь мне, – шепчу я. – Прошлое не вытравить из памяти, я ничего не забыл. И, обещаю, я уволю ее после первого же косяка.

– Я пойду, – внезапно говорит она.

– Оди, – тяжело вздыхаю я.

Она направляется к двери, спеша уйти. Мне трудно вынести написанное на ее лице разочарование.

– Не забывай, сколько боли она причинила нашей семье, Лиам. Таким девицам нужны только деньги. Перестань думать членом, включи голову. Я не думаю, что она случайно начала на тебя работать после того, как ты сделал себе имя. От нее будут одни проблемы, – добавляет она, прежде чем выйти из кабинета.

Умом я понимаю, что она может быть права, но сердцем…

Глава 22. Луна

♪ Maybe It was Me – Sody

Мама всегда поет для папы.

Я каждое утро смотрю на них, сидя на лестнице.

Они смеются, как дети.

Он смотрит на нее со звездочками в глазах.

Она смотрит на него как на Короля.

Хотела бы я, чтобы она и на меня так смотрела.

С любовью.

Папа говорит, что родители и дети любят друг друга по-другому.

Он говорит, что мама меня любит.

Я верю ему, ведь он мой папа.

Он встает, чтобы потанцевать с ней.

Они целуются.

Я закрываю глаза. Фу.

«Перестань вести себя как ребенок», – ругается мама.

«Но ведь она и есть ребенок», – тихо говорит папа.

Он берет меня на руки и кружит.

Мне кажется, маме не нравится, когда папа со мной танцует.

Потом мама перестала петь.

Она уехала.

Больше не было песен. Не было смеха.

Была только тишина.

Я ненавижу тишину. Мне страшно.

У меня в ушах гудит. Мне хочется их оторвать.

Слышу, как бьется мое сердце.

Слабо, готовое вот-вот остановиться.

Мне плохо, потому что папа грустит.

Я слышу, как он бродит по коридорам.

Он больше не спит.

«Она не вернется, – сказал мне папа, – но я никуда не исчезну».

Я верю ему, ведь он мой папа.

– Вставай, Лулу.

Просыпаюсь рывком и не сразу вспоминаю, что я у себя в нью-йоркской квартире, а не дома, в Каролина-Бич. Под встревоженным взглядом Камиллы, сидящей на краешке кровати, тыльной стороной ладони стираю выступивший на лбу пот.

– Ты плакала во сне, – обеспокоенно говорит она.

Трогаю руками лицо – оно мокрое от слез.

– Все хорошо, Лулу? Тебе лучше остаться дома сегодня.

Морщусь, опуская ноги на пол.

– Все нормально, Кэм, – успокаиваю ее я. – И вообще, мне надо сегодня успеть кучу дел, пока мы не начали записывать альбом Орхидеи… Например, позвонить ее адвокату, который уже достал меня пересмотром пунктов договора. Я не могу остаться в постели из-за простого кошмара.

– Она скоро приезжает, да? – угадывает Кэм, не обращая внимания на мои жалкие оправдания.

К горлу поднимается комок.

– Это не имеет к Эмме никакого отношения. Я скорее переживаю из-за женщины, которая вчера была в кабинете Лиама.

– Он рассказал тебе, что это за тетка?

Качаю головой.

– Он избегал меня до самого вечера, но, судя по шепоту в коридоре, это его крестная. Кто-то видел, как она вылетела из здания в отвратительном расположении духа. Ладно, мне пора на работу. Если у меня, конечно, все еще есть работа, – фыркаю я.

– Звони, если надо будет избавиться от тела.

– Или двух, – откликаюсь я.

Так все утро и проходит. За работой. С головой ухожу в бумажки, чтобы не думать ни о скором приезде собственной матери, ни о дамокловом мече над моей головой. Вот только не думать не получается. Не знаю, почему мне постоянно снится день, когда она уехала. Я больше не маленькая девочка, и детство у меня было прекрасным, несмотря на ее отсутствие. Но когда она пытается сблизиться со мной, я начинаю возводить баррикады. Это защитный механизм. Я отталкиваю ее, пока она не успела пробраться мне в душу. Рычу и кусаюсь, чтобы не дать ей ни шанса снова обмануть мои надежды. Мне часто хотелось спросить у нее, стоил ли того ее отъезд. Не пожалела ли она о том, что пожертвовала семьей ради сомнительной карьеры, которая так и не принесла ей ни славы, ни успеха. Я знаю, что не у всех женщин есть материнский инстинкт, но она даже не попыталась. Я была нежеланным ребенком, и она сделала все, чтобы я это поняла.

Какое-то время я просто смотрю на себя в зеркале уборной. И как папе удалось не разлюбить меня? Ненавижу быть на нее похожей. Ненавижу тишину, которую она оставила после себя. Все в прошлом, Луна. Она просто матка, в которой ты росла до поры до времени. Приказываю себе отставить слезы, которые уже стоят в глазах с самого пробуждения. Это больше не должно меня задевать.

Решив пойти обедать с Трэвисом, возвращаюсь в кабинет за сумкой, когда меня окликает Бенджи, парень из отдела продаж.

– Хей, Луна!

– Хей! – откликаюсь я в том же тоне.

Его широкая улыбка поневоле заражает хорошим настроением.

– Я хотел спросить, может, сходим на обед вместе?

У него заметный французский акцент, и это мило. Он нервно проводит рукой по светлым кудрям в ожидании ответа. Я уже готовлюсь мягко ему отказать, когда низкий голос отрезает:

– Она занята.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит. Лиам, взявшийся из ниоткуда, позволяет себе отвечать за меня, и моя внутренняя феминистка, видимо, не знает, как на это реагировать. Он возвышается рядом как