– А, это ты. Значит, не показалось.

Поворачиваю голову на этот меланхоличный голос.

– Да, на пару дней.

– Она обрадуется.

Киваю в ответ.

– Почему ты не на работе? – спрашиваю я, надеясь, что его не уволили.

Саймон Хэйнс, мужик, с которым моя мать живет уже два года, несет свое огромное пузо к угловому дивану из черной кожи.

– У меня выходной.

Пристально смотрю на него, пытаясь понять, не врет ли он. Саймон не плохой чувак, просто никакой. Не помню, чтобы мы хоть раз проговорили дольше пяти минут о чем-то, что не касалось бы бейсбола. Он похож на огромного плюшевого медведя, которого потрепала жизнь с тех пор, как его сшили полвека назад. Наверное, поэтому мать его и выбрала. Если он попытается поднять на нее руку, он скорее мышцу себе потянет. Он коммивояжер, таскающийся по всему штату, впаривая наивным дамочкам штуки для похудения. И похоже, он один не видит в этом иронии.

– Ты здесь по работе?

Вечно один и тот же вопрос. Я прикладываю нечеловеческие усилия, чтобы не закатить глаза. Вместо ответа хмыкаю, а потом мой взгляд падает на дыру в стене кухни.

– Саймон, это что еще за хрень?

Он вгрызается в гамбургер, которого не было на столе, когда я пришел, и я начинаю подозревать, что в карманах у него припрятан еще один.

– Твоя мать психанула как-то вечером, потому что я не разрешил ей пойти на свидание с чуваком, с которым она познакомилась в этой фиговине… «Блиндере», во, – бурчит он с набитым ртом и пожимает плечами так, будто рассказывает, как прошел его день.

– «Тиндере», – зачем-то поправляю его я. – Напомни мне, почему ты так спокойно к этому относишься?

– Люблю я ее, – просто отвечает он.

– Ага, десять раз. Любишь ты жить здесь на халяву, – бормочу я себе под нос.

Я купил матери этот дом, когда лейбл начал приносить прибыль. Исполнил ее мечту поселиться в роскошном квартале города, а заодно и в новеньком доме площадью в тысячу квадратных метров, с пятью спальнями, большой террасой и садом. Единственное, чего я хотел, – чтобы она вернулась к жизни и снова начала радоваться. Я видел, как она потихоньку поправляется, а потом она встретила этого Паддингтона.

Готовый наорать на него из-за дыры в стене, слышу, как в прихожей звякают ключи. Через пару секунд в кухню врывается Сара Дэвис в платье, короче которого только оставшиеся дни ее ухажера. Сумочка с грохотом падает на пол, туфли остаются валяться там, где она их сбросила. Она подходит к Саймону, и тот целует ее в лоб. Заметив меня, она подпрыгивает от неожиданности.

– Что ты здесь делаешь?

– Привет, мама. У меня все хорошо, а у тебя?

Обхватываю хрупкие плечи и вдыхаю знакомый запах.

– Прости, я не это хотела сказать. Просто не ожидала тебя увидеть, ты обычно предупреждаешь заранее. Все хорошо?

Я объясняю, что нужно уладить пару дел в лейбле. Успокоившись, она достает из холодильника пиво и открывает бутылку о столешницу из белого мрамора.

– Надо было меня предупредить. Сегодня вечером мы договорились встретиться с девочками, а завтра я еду в Атлантик-Сити.

«Девочками» она называет двадцатилетних девиц, с которыми работает в «Китоми», караоке-баре на Ривер-Гроув. В свои сорок пять моя мать отчаянно молодится, проводя время с этими девчонками. А я закусываю губу, потому что уже устал ругать ее за неосторожное поведение, которое она себе временами позволяет.

– Мне в любом случае придется пропадать на работе.

– Между прочим, ты мне так и не рассказал, как дела в Нью-Йорке.

Ненадолго отвожу глаза, но она этого, к счастью, не замечает. По очевидным причинам держу в секрете тот факт, что Луна вновь появилась в моей жизни. Если в детстве мама мирилась с ее присутствием, то последние семь лет это имя под запретом в нашем доме. Как будто одно только его упоминание обернется для нас страшной катастрофой.

– Все супер, а как у тебя на работе? – возвращаю я ей вопрос.

Все те же бессмысленные разговоры. Мне часто кажется, что когда мы видимся, то смотрим сквозь друг друга. Закрываем глаза на боль, надеясь, что она пройдет, словно по волшебству. С коммуникацией у нас всегда было так себе, и только с возвращением Луны я понял, что мы не живем, а выживаем. Вот уже семь лет просто пытаемся, как лягушки, не утонуть в горшке с молоком.

Она начинает жаловаться на начальника. Когда несколько лет назад она окончательно оправилась, устроиться на работу медицинским секретарем ей так и не удалось. Она бросила пить и перестала принимать снотворное, но этого оказалось недостаточно. Теперь она работает официанткой в японском ресторане, и я радуюсь уже тому, что в этом месяце она еще не влипла ни в какое дерьмо.

– Кстати, ты не мог бы дать мне денег на завтра? Не хочется идти к банкомату.

Сжимаю пальцами переносицу и раздраженно выдыхаю. Надеюсь, мне послышалось.

– Мой бухгалтер перечисляет тебе тридцать кусков каждый месяц. На что ты спускаешь такие деньги? Ты же даже за аренду не платишь, черт побери.

– Зато оплачиваю счета, покупаю еду, одежду…

– И оплачиваешь свои вечеринки, – цежу я сквозь зубы.

– И выручаю девочек в трудную минуту, – добавляет она так, будто для меня это должен быть весомый аргумент.

Сверлю ее взглядом, но она не уступает. Она готова даже руку протянуть с намеком, раз уж я так торможу. Женщина передо мной – всего лишь напоминание о женщине, что холила и лелеяла меня когда-то. Все ужасы, через которые она прошла, изменили ее до неузнаваемости. Но в моем теле взрослого бьется сердце ребенка, и оно тянется к маме, поэтому я достаю из кармана джинсов бумажник и передаю ей одну из кредиток.

– Налички нет, но этого тебе должно хватить на пару месяцев.

– Спасибо, мой маленький принц.

Она всегда зовет меня своим маленьким принцем, когда хочет задобрить. Ее глаза загораются при взгляде на карту, у которой лимит трат – шестьдесят тысяч долларов в неделю. Но этого я ей не скажу, потому что распоряжаться деньгами разумно она никогда не умела. И не скажу, сколько бабла мне накапало, пока мы разговаривали. С двумя лейблами, «Ареной» и французским рестораном в центре Нью-Йорка на нехватку денег жаловаться не приходится.

Она спешит спрятать карту в лифчик, а потом идет открывать дверь.

– Это, должно быть, Катрель.

– Только не говори, что ты уже уходишь, – разочарованно ноет Саймон, оторвавшись от пиршества, спонсированного Макдоналдсом.

Она презрительно смотрит на него, а потом на пороге