– Не сдох еще, старый хряк? – бросает она единственному старому хряку в комнате.

– А пососать тебе не завернуть? – огрызается он.

Ясненько. Тон беседы задан. Они продолжают обмениваться изощренными оскорблениями, пока она не замечает меня. В девяноста процентах случаев, когда я встречаю девушку, язык ее тела рассказывает мне о ней все, прежде чем она открывает рот. Раньше охота возбуждала меня, я жил ради этих моментов, но, к несчастью, стоит им почувствовать в тебе власть и силу, как они становятся покорными и говорят только то, что ты хочешь услышать. И Катрель – не исключение. С первого взгляда на нее стало понятно, что, если бы я признался ей в каннибалистских наклонностях, она без раздумий предложила бы мне поужинать какой-нибудь частью ее тела. Игра больше не стоит свеч. Все стало слишком легко.

– Это мой сын, – восторженно щебечет мать.

Катрель взвизгивает так, что я морщусь. Тише, девочка.

– У тебя свой лейбл, да?

– Типа того.

Она выпячивает грудь. В голове начинается обратный отсчет. 5, 4, 3…

– Представляешь, а я пою!

А я ведь даже до нуля не дошел. Быстро соображает.

– Как и все нынешние подростки.

Моего сарказма она даже не замечает, хотя будь на ее месте Луна, мне бы уже мало не показалось. Я каждый раз получаю огромное удовольствие от наших словесных баталий. Какого черта ты вспомнил про Луну?

– Она поет просто потрясающе. Ты обязан сделать из нее звезду, – вмешивается мать.

– Угу.

– Я могу демку прислать, хочешь? Мой стиль – это такая смесь Мадонны, Никки Минаж и Селин Дион.

Внутри я ржу как последний урод. Смешать Мадонну, Никки Минаж и Селин Дион нереально.

– Давай, я перешлю коллегам.

– Серьезно? – пищит она, подпрыгивая на месте, и ее грудь – вместе с ней.

Да, я с удовольствием сбагрю ее Луне и посмотрю, как она взбесится. Может, даже заставлю подписать с ней контракт и работать потом.

Устав от этого разговора, делаю шаг от Катрель, которая как-то успела влезть в мое личное пространство. Но меня вдруг останавливает ее рука с длинными фиолетовыми ногтями.

– У тебя мощная энергетика, – начинает она, изображая что-то в воздухе. – Ты смело идешь по жизни, прислушиваешься к интуиции и склонен к ностальгии. Скорее всего… рак?

– Нет… Я здоров как бык.

Саймон прыскает, а Катрель хмурится – с чувством юмора, судя по всему, у нас туго. Мама вообще все пропустила мимо ушей. Не дожидаясь, пока до них дойдет, ускользаю в коридор.

– Я буду в комнате Чарли.

Это было почти незаметно, но я успел увидеть, как хрупкие плечи мамы напряглись после этих слов.

Глава 18. Лиам

♪ Not About Angels – Birdy

♪ Стоит мне войти в комнату Чарли, как меня охватывает необъяснимая тревога, а в горле появляется ком размером с кулак. Чувство такое, будто на грудь давит весь мир. Я знаю, что сегодня ничто не избавит меня от бессилия, ярости и вины, что накрывают каждое утро.

В комнате ничего не изменилось. Она хотела воссоздать ту, которая была у нее, когда мы жили в Каролина-Бич. Тут те же стены, выкрашенные в белый с оранжевым, та же мебель. Все обставлено тем же образом. Стену над кроватью украшают постеры уже распавшихся групп, напоминая мне о нашем беззаботном детстве.

Делаю то же, что и всегда: провожу пальцами по громоздящимся на столе тетрадям, по томам романтического фэнтези, которые она читала не отрываясь. Дую на тонкий слой пыли, а потом падаю на ее кровать и открываю ящик прикроватной тумбочки, чтобы перечитать пожелтевшее от времени письмо. Мама говорит, что я травлю себе душу, но она не понимает, что мне это нужно. Нужно вспоминать этот вечер, раз за разом, и осознавать, что я потерял, даже если каждое слово убивает частичку души. Как в трех коротких предложениях может таиться такая разрушительная мощь? Скольжу пальцем по словам, которые семь лет жаждал стереть: «Пообещай держаться от Луны подальше. Она предала мое доверие и однажды предаст твое».

У меня ушла не одна неделя на то, чтобы понять смысл этого послания. Когда я понял, что она предала нас обоих, пламя, сжиравшее сердце, было ничем не усмирить. Мне пришлось признать, что девушка, которую я любил, была не той, кем казалась. Как я мог так ошибиться?

Почувствовав смертельную усталость, пытаюсь перестать думать о прошлом. Дыхание становится глубже, веки тяжелеют. Это гнетет меня уже давно – работа, мама… и Луна, будь она проклята. Иногда мне кажется, что все стало бы гораздо проще, если бы я мог просто обнять ее и забыть старые обиды. Дышать запахом ее волос и, засыпая, чувствовать, как ее сердце бьется совсем рядом с моим, как раньше. Но я перестал бы себя уважать, если бы простил ей то, что она не сдержала обещания, данного Чарли.

Мышцы расслабляются, пульс выравнивается, и я погружаюсь в более чем заслуженный сон. Но вдруг чья-то холодная рука накрывает мои губы, а ледяные пальцы зажимают нос. Резко просыпаюсь и жадно хватаю ртом воздух. Сердце колотится в груди отбойным молотком, но замедляется, когда я слышу знакомый кристально чистый смех.

– Срабатывает каждый раз, – фыркает она.

Сидя на краю кровати, надо мной нависает Чарли. Прямые светлые волосы отросли уже до плеч.

– Господи, Чарли, я же чуть не сдох.

– Такая ты королева драмы, конечно.

Она закатывает глаза, но продолжает улыбаться.

– Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты меня так будишь.

Я выпрямляюсь. Когда она приходит, мне всегда чудится в ее теплой улыбке какое-то беспокойство, и от этого в животе неприятно тянет. Провожу ладонью по ее щеке, и на миг она прикрывает свои лазурно-голубые глаза.

– Как поживает мой любимый братец?

– Я твой единственный братец.

– И лучший, – с улыбкой добавляет она.

От этих слов мне скорее плохо, чем хорошо, поэтому я спешу сменить тему.

– Ты присматриваешь за мамой?

Ее взгляд мутнеет, но внутренний конфликт ей скрыть не удается. Их отношения оставались натянутыми с тех пор, как мы покинули Англию.

– Все сложно, – бросает она отстраненно, чего я раньше за ней не замечал. – И потом, ты